Я резко остановился.
– Ты серьезно?
Она склонила голову, ожидая услышать от меня гневную тираду, но я лишь тихо засмеялся. Кси недоверчиво прищурилась.
– Что смешного?
– Мама тогда отдала соседке нашего кота. Она думала, что это он опрокинул на мольберт свечу. – Я продолжал тихо посмеиваться, слыша позади возмущенные крики Джакса и Силии.
– Я боялась, что мама отдаст соседке меня, если я признаюсь!
– О, она бы так и сделала, Кси.
Хоть Джульетта Зальцри и была импульсивной, но она любила свою семью больше всего на свете.
Сердце неприятно сжалось.
– Я бы хотела увидеть северное сияние еще хоть раз, Крэй, – задумчиво произнесла Ксивер, когда мы снова двинулись к Домам. – Отдала бы за это всё, что у меня есть. И за возможность подержать в руках гитару.
– А я бы отдал всё, чтобы вернуть к жизни Бьорна.
– Тебе его не хватает?
Я тоскливо улыбнулся.
– Ужасно сильно.
Бьорн был моим лучшим другом. Моей защитой, опорой и молчаливой поддержкой, бегущей по пятам и машущей своим пушистым хвостом. Обычная дворовая собака, оказавшаяся на пороге нашего родительского дома, заболевшая и с выступающими под кожей ребрами, привнесла в мою жизнь столько тепла, что с того дня я отдал ей свое сердце. Мы вместе слушали виниловые пластинки, пекли печенье с черничной начинкой и засыпали под одним одеялом, когда в Исландии становилось слишком холодно.
Но когда родители ушли, вместе с ними ушел и Бьорн.
Это произошло шесть лет назад.
На кухонной столешнице рядом с новой картиной, на которой мама изобразила песочные часы и запертую в них металлическую птицу, лежала одна-единственная записка:
«Мы встретимся, когда вы запустите второй цикл. Помните: сильнее вас в этом мире никого нет».
Мама всегда любила загадки.
– Я тогда впервые попробовала сигарету и забыла ее потушить.
– Эта привычка тебя погубит, – выдохнул я, поежившись от холода.
Ксивер фыркнула и пнула сапогом попавшийся на пути камушек.
– Я не курила уже год, поэтому можешь не переживать. Тем более сигареты Альтинг тоже запретил. Мы за здоровое общество, – проворчала она высоким голосом, отчего я громко фыркнул. – Мы за равноправный и свободный мир. Лицемеры! Какое равноправие, если половина выжившего населения хочет курить, а им запрещают?
Я закинул руку ей на плечо, прижав к своему боку.
– Хоть в чем-то я с ними согласен.
Ксивер толкнула меня бедром и попыталась вырваться.
– Не говори, что сам бы сейчас не закурил.
– Мне бы…
Мой голос дрогнул.
Я замер, заставив остановиться и Ксивер. Потому что услышал звук. Знакомый трескучий звук, из-за которого кровь заледенела в жилах.
Медленно повернув голову в сторону океана, окинул