– А не надеваете почему? – спрашиваю я.
– А у меня ноги так сконструированы, что вот руки на пару сантиметров короче, чем надо. Мне такими укороченными руками не надеть.
– Давайте я надену.
– Ну нет! Вы дама!
– Вот именно, и не каждый день мне такая радость выпадает: мужчине носки надевать.
– Да? Ну давай тогда надевай, моя Магдалина.
Лёва и Мишка
Сразу, как только родился Лёва, я стала мечтать о втором ребенке, о девочке, чтобы заплетать косы, чтобы «снежинка» на Новый год, чтобы бейбиборн и домик для Барби, чтобы учить ее гладить рубашки, сервировать стол, собирать красивые букеты…
Через семь лет после Лёвы родился долгожданный второй ребенок. Пацан. Он родился на два месяца раньше срока, всю беременность он рвался наружу, пинался, крутился и был очень своенравным. Я не прекращала работать ни на минуту – у фонда «Вера» намечался серьезный благотворительный аукцион. Мама ругалась и говорила, что я должна умерить пыл ради ребенка, отдыхать хоть немного, иначе просто не дохожу срок.
Он родился вечером в результате экстренного кесарева, пискнул, когда его дали мне в руки, и через несколько минут перестал дышать. Его перевели на ИВЛ, а мне сказали, чтобы на руки я его не брала, нечего привыкать, все равно нежилец, врожденная двусторонняя гнойная пневмония, и перевели в другую палату…
Я написала письмо сыну, так внезапно ставшему старшим братом. Лёвка до сих пор хранит его: «У тебя родился братик Фима…» По еврейской традиции, раз малыш родился нездоровым, решено было сразу поменять ему имя, чтобы отвести болезнь. И уже в православной традиции под звон колоколов в день архангела Михаила этого крохотного человека переназвали Мишей.
Я боялась его. Боялась ходить к нему даже в разрешенные часы посещений. Зачем? Мне же сказали: не привыкать. Мама очень плакала. Илья старался не плакать, но у него не получалось, и он убеждал меня, что к ребенку надо ходить и хотя бы смотреть на него через пластик кувеза, что он обязательно это почувствует.
Я не хотела. Но ходила, потому что мне было стыдно. И там, в отделении реанимации новорожденных, врач Гаркуша Владимир Евгеньевич заметил, что (в отличие от других мам) я стою в стороне. Он подвел меня к кувезу, открыл дверцу и сунул туда мою руку, чтобы взять Мишу за крохотную неподвижную ножку… Он рассказывал мне бесчисленные истории своих успехов, показывал фотографии тех крохотных, котеночного размера пациентов, которых он выходил и которые приходят теперь к ним в гости, читают стихи и стоят на руках.
Он разрешил мне приходить в любое время и брать Мишу на руки. Он разрешил не переводить его для выхаживания в другую больницу,