В то же время ему пришлось против воли признать, что сам по себе текст вовсе не плох. Эван Паркер – никакого ему Паркера Эвана, пока (и если) он не издаст свой крышесносный шедевр, требующий псевдонима – мог заливать на семинаре о своем якобы великом романе, но этот хамоватый студент написал восемь вполне приличных страниц, без явных недостатков или хотя бы типичных писательских недочетов. Иными словами, этот говнюк обладал прирожденным талантом писателя, то есть таким свободным и умелым обращением с языком, какому не могли научить писательские курсы и рангом повыше, чем в Рипли, какое Джейк никогда не мог и передать никому из студентов, и сам не получил в готовом виде от учителя. У Паркера был наметанный глаз на детали и чуткое ухо на звучание слов в предложениях. Он с удивительной лаконичностью обрисовал двух главных героинь (мать по имени Диандра и ее дочь-подростка, Руби) и их дом, очень старый, в неназванной части страны, где снежные зимы в порядке вещей, сумев показать не только самих этих людей в привычной для них обстановке, но и явное, даже внушающее тревогу напряжение между ними. Руби, дочь, прилежная и хмурая, проступала из текста достоверно и выпукло. Диандра, мать, казалась более расплывчатой, но внушительной фигурой, словно увиденной боковым зрением дочери, что усиливало ощущение большого старого дома, в котором живут всего два человека. Но несмотря на то, что они жили в дальних концах дома, их взаимная неприязнь накаляла воздух.
Джейк прочитал эту вещь уже дважды: первый раз несколько дней назад, в ходе «ночного марафона», а второй – вечером после первого семинара, когда потянулся к папкам из чистого любопытства, надеясь побольше узнать об этом чудиле. Когда Паркер сделал такое громкое заявление о своем романе, Джейку на ум пришел тот самый труп на пляже, безобразно разлагавшийся, красуясь при этом грудями, что твои «спелые дыньки», и он неслабо удивился, узнав, что эта нелепица была порождением ума его студентки Крис, матери троих дочерей, заведующей больницей в Роаноке. Узнав вслед за этим, что перу Эвана Паркера принадлежит история о матери и дочери – пусть хорошо написанная, но лишенная даже намека на что-то этакое, не говоря о такой мощной идее, какую не сможет запороть и самый «лажовый писатель» – он чуть не рассмеялся.
Теперь, когда автор должен был пожаловать с минуты на минуту на первое индивидуальное занятие, Джейк решил пробежать эти страницы в третий и, как он надеялся, последний раз.
Руби слышала, как мать говорит по телефону – ее голос доносился со второго этажа, из ее спальни. Она не могла разобрать слов, но знала, что Диандра говорила по спиритической линии, поскольку ее голос был высоким и раскатистым, словно она (в своей спиритической ипостаси как Сестра Ди-Ди) парила в вышине, озирая