Грань человечности. Юрий Уленгов

остального. Прежде, чем умереть, он рассказал, что группа подверглась нападению. Окончив ремонт вентиляции, и поняв, что доза облучения, полученная ими – смертельна, они решили послужить Убежищу еще хоть чем-нибудь. Уже ставшие героями, спасшие нас всех от медленной смерти от удушья, они решили провести разведку на местности, насколько хватит сил! – голос полковника театрально возвысился, зазвучав настолько пафосно, что Тарас даже поморщился. Уж очень наигранно это звучало. Хотя с чего полковнику играть? Парни действительно герои, и достойны уважения. Просто Трегубов действительно за них переживает. Наверное. Здесь мысли Тараса споткнулись о всплывшую в памяти картину со страшной казнью сержанта Киреева, когда это все только началось. Тогда Воронов оправдал для себя поступок полковника жесткой необходимостью, ведь не наведи тогда Трегубов порядок железной рукой, выживание всех, населяющих Убежище было бы поставлено под угрозу. Но что-то в глубине души говорило ему, что это не так. Разделение на касты ему тоже не совсем понравилось, но, во время голосования он оказался в меньшинстве. Только он, да начмед проголосовали против рабства и различий в питании, большинство же офицеров поддержало полковника.

      Во-первых, кому-то работать действительно было нужно, а во-вторых… если бы Тарасу было нужно, он бы придумал и во-вторых, и в-третьих, и в-четвертых… Лучше всего на свете человек умеет находить оправдания своим поступкам, или же наоборот, бездействию. Тарасу было не до этого. Первые двое суток после Удара прошли для него, как в горячке, потом же его, как мешком по голове, накрыло осознание масштаба произошедшей катастрофы. Осознание того, что больше никогда не увидит молодую жену и двухлетнего сына. Никогда больше не приедет в гости к родителям, не выгонит из гаража свою видавшую виды «ауди» и не отправится вместе с соседом на двух-трехдневную рыбалку, которая чаще всего заканчивалась жутким похмельем… Не пройдет по улицам родного города, не поднимет голову к синему, безоблачному небу, подставляя лицо ласковым весенним лучам солнца.

      Осознание того, что на весь остаток жизни его домом станет подземная казарма, с прикрученным к полу железным столом и откидной койкой невыносимо давило на психику. Одно время Тарас даже подумывал последовать примеру майора Фесенко, однако что-то удержало его от этого поступка. Со временем старший лейтенант смирился с положением вещей, но все равно, не мог сдержать гримасы отвращения, глядя на толстых, обрюзгших, с трудом передвигающихся представителей высшей касты. Хотя Тарас и сам принадлежал к ней, однако жить он продолжал на этаже охраны. Все время, не занятое игрой в шахматы с начмедом, (с полковником играть Воронов больше не мог, по непонятным ему самому причинам) и немногими обязанностями по Убежищу, проводил в импровизированном спортзале, стараясь удержать в форме хотя бы тело. Однополые отношения, получившие популярность среди высшей касты, вызывали