– Теперь без четверти одиннадцать, – сказал граф. – Человек будет скакать до станции три четверти часа, maximum час… Телеграмму получит Карпов в первом часу… На поезд, стало быть, поспеет… Если на этот не поспеет, то приедет с товарным… Да?
Телеграмма была послана с одноглазым Кузьмой… Илье было приказано, чтобы через час были посланы экипажи на станцию… Я, чтоб убить чем-нибудь время, начал медленно зажигать лампы и свечи во всех комнатах, затем отпер рояль и попробовал клавиши…
Затем, помню, я лежал на той же софе, ни о чем не думал и молча отстранял рукой пристававшего с разговорами графа… Был я в каком-то забытьи, полудремоте, чувствуя только яркий свет ламп и веселое, покойное настроение… Образ девушки в красном, склонившей головку на плечо, с глазами, полными ужаса перед эффектною смертью, постоял передо мной и тихо погрозил мне маленьким пальцем… Образ другой девушки, в черном платье и с бледным, гордым лицом, прошел мимо и поглядел на меня не то с мольбой, не то с укоризной.
Далее я слышал шум, смех, беготню… Черные, глубокие глаза заслонили мне свет. Я видел их блеск, их смех… На сочных губах играла радостная улыбка… То улыбалась моя цыганка Тина…
– Это ты? – спросил ее голос. – Ты спишь? Вставай, милый… Я давно уже тебя не видела…
Я молча пожал ее руку и привлек ее к себе…
– Пойдем же туда… Все наши приехали…
– Останься… Мне тут хорошо, Тина…
– Но… здесь много света… Ты сумасшедший… Могут войти…
– Кто войдет, тому я сверну шею… Мне хорошо, Тина… Два года уже прошло, как я тебя не видел…
В зале заиграли на рояле. «Ах, Москва, Москва, Москва… белокаменная…» – заорало несколько голосов…
– Видишь, они все поют там… Никто не войдет…
– Да, да…
Свидание с Тиной вывело меня из забытья… Через десять минут она ввела меня в залу, где полукругом стоял хор… Граф сидел верхом на стуле и отбивал руками такт… Пшехоцкий стоял позади его стула и удивленными глазами глядел на певчих птиц… Я вырвал из рук Карпова его балалайку, махнул рукой и затянул…
– «Вниз по ма-а-атушке… па-а-а Во-о-о…»
– «Па-а В-о-о-о-лге…» – подхватил хор…
– «Ай, жги, говори… говори…»
Я махнул рукой, и мгновенно, с быстротой молнии наступил новый переход…
– «Ночи безумные, ночи веселые…»
Ничто так раздражающе и щекочуще не действует на мои нервы, как подобные резкие переходы. Я задрожал от восторга и, охватив Тину одной рукой, а другой махая в воздухе балалайкой, допел до конца «Ночи безумные»… Балалайка с треском ударилась о пол и разлетелась на мелкие щепки…
– Вина!
Далее мои воспоминания приближаются к хаосу… Все перемешалось, спуталось, все мутно, неясно… Помню я серое небо раннего утра… Мы едем на лодках… Озеро слегка волнуется и словно ворчит, глядя на наши дебоширства…