В середине века. Сергей Снегов

тоже приползли к желанной линии. Во время очередного перекура мы сошлись в кружок.

      – Станет легче, – устало порадовался Алексеевский.

      Ровно на столько, на сколько тридцать процентов нормы легче пятнадцати, – уточнил Хандомиров. – У меня все записано – поинтересуйтесь.

      Никто не проявил любопытства. Мы знали, что Хандомиров в расчетах не ошибается. Мой восторг от того, что удалось блестяще освоить туфту, погас. Каждая моя косточка ныла от усталости. Я печально смотрел на Алексеевского и Альшица. Я знал, что им еще хуже.

      В этот момент в нашу работу властно вмешался Потапов. Если раньше он гнал нас вверх, к «большому дерну», то теперь внезапно затормозил порыв к краю площадки. Он приказал возвращаться вниз, на тощие земляные покровы, к скалам, еле прикрытым мхом.

      – Черт знает что! – сказал он непререкаемо. – Выбираете работешку повыгоднее? Будьте любезны очищать площадку по плану!

      Он говорил это так громко и раздраженно, что никто не осмелился спорить. Мы с горечью отступились от вскрытого нами мощного земляного пласта. Отныне мы быстро очищали большие площади, но тачка набиралась нескоро. Мы надвигались на обрыв, сбрасывая в него остатки жалкого травяного покрова. Уставшие и приунывшие, мы еле плелись. Мы знали, что ничто уже не спасет нас от штрафного пайка.

      – Я подтверждаю, что бригадир у нас полоумный, – мрачно сказал Альшиц.

      – Рассчитывать он не умеет, – поддержал Хандомиров. – Ум бригадира – это расчет!