– Ладно, – говорю я, снова глядя на Кайна. Он ухмыляется, и Амира вздыхает с облегчением. – С одним условием: ты будешь привязан к моей вещи, но не к душе. И не спорь. Я не позволю тебе видеть моими глазами и слышать моими ушами все, что происходит вокруг, или черпать из моих мыслей и памяти. Заключенный в вещь, ты по крайней мере будешь ограничен.
Джинн издает нарочито тяжелый вздох:
– Как мало ты питаешь ко мне доверия. Что ж, полагаю, и так сойдет.
– Хорошо. У меня есть масляная лампа…
– Я согласен только на твой клинок.
Хихикаю:
– Почему? Неужто признавший себя бессильным демон считает, что обитать в простой лампе ниже его достоинства?
– Прости за нежелание вечность оставаться пленником забытой, никому не нужной лампы. – Кайн понижает голос, пока тот не становится совсем вкрадчивым. – Но этот клинок, древний, как сама Калия… он ведь всегда при тебе, верно? Твое подобие ему стало легендой даже среди таких, как я. Держу пари, когда спишь, ты держишь его на прикроватной тумбочке.
– Под подушкой, – поправляет Амира.
Кайн находит это чрезвычайно забавным, из глубины его груди вырывается смешок.
– Даже лучше.
Как бы я ни любила Афира, как бы я за него ни боялась, я все еще испытываю искушение вонзить меч этому джинну в брюхо.
– Ладно. Твои условия меня устраивают. Поспеши, пока я не передумала, а то рука соскользнет.
Джинн чуть заметно растягивает губы в улыбке:
– Прелестно. Повторяй за мной.
Я неохотно произношу слова:
– Кайн, к этому клинку я привязываю твою душу, твою свободу, мне над ними властвовать и даровать волю. Даруешь ли ты согласие?
Он проводит ярко-красным языком по губам, затягивая момент и лишь сильнее действуя мне на нервы.
– Дарую.
Налетает великий шквал, воет у меня в ушах, треплет плащ. Воздух стынет, обращая пот на моей коже льдом, делая всякий выдох облачком пара. Я упрямо стою на месте, щурюсь, когда меч вспыхивает ослепительным светом. Белки глаз Кайна затапливает стеклянная чернота, затем его окутывает пульсирующая тень, и он теряет прежний вид юноши. Тень сжимается, закручивается спиралью по длине меча, который дрожит в моем кулаке, сердце бешено колотится, ветер нарастает еще сильнее, барабанные перепонки пульсируют от его напора. Боюсь, что буря никогда не отступит, но тень с хрустом впитывается в мой меч. Возвращается тепло, и воцаряется тишина.
Я опускаю клинок, часто дыша. Наступает лишь краткое облегчение, прежде чем плечо затапливает болью от того, как долго я держала руку на весу.
Амира подкрадывается ближе:
– Готово?
Я верчу клинок в руке:
– Не знаю… Кайн, приказываю тебе явиться.
– И