– Как по мне, он выдуман британцами, чтобы продлить выходные, – бормочу я.
– Британский эквивалент черной пятницы, – добавляет Эз с ухмылкой.
Малкольм показывает нам средний палец.
– Что ж, если она устраивает вечеринку, то я точно иду.
– Я тоже, – встревает Эз.
Я хмурюсь.
– Вас, придурков, приглашали?
Малкольм фыркает.
– Конечно. А тебя, я так понимаю, нет?
Я медленно мотаю головой, потирая подбородок.
– Она со мной и словом не обмолвилась, а уж на свой день рождения точно не пригласит.
– Восемнадцать лет – и нецелованная, – Эзра повышает голос, пытаясь говорить как девчонка, но у него ничего не выходит. – Ты должен пробраться на вечеринку и поцеловать ее, Ланкастер.
– Это если ей повезет, – манерно замечаю я, хотя мне нравится его идея.
Даже слишком.
– Бомоны нереально богаты, – напоминает нам Малкольм. – При всех этих бесценных произведениях искусства, развешанных у них на стенах, на вечеринке будет первоклассная охрана. К тому же папаша сторожит ее, как чертов ястреб. Оттого и кольцо обещания у нее на пальце.
Эзра притворно содрогается.
– Как по мне, так это жутко. Обещала себя папочке? Заставляет задуматься, что не так с этой семейкой.
Мне совсем не нравится, куда меня заводят мысли после слов Эзры. Очень надеюсь, что в семье Бомонов не творится никаких странностей или, осмелюсь подумать, инцеста. Сильно в этом сомневаюсь, но я не знаю ни саму Рен, ни ее семью. Знаю лишь то, что вижу собственными глазами, но это отнюдь не так много, как мне бы хотелось.
– Многие девчонки в школе носили кольца обещания, которые им подарили отцы, – говорит Малкольм. – Все они повторяли за Рен. Помните? Была целая компания из нашего класса и девятиклассниц, когда мы учились в десятом.
Меня переполняет раздражение.
– Этот тренд сгинул медленной мучительной смертью. – Почти уверен, что Рен единственная до сих пор носит кольцо.
– Точно, – тянет Малкольм с гадливой ухмылкой. – Теперь они – кучка шлюшек, изнывающих по нашим членам.
Я посмеиваюсь, хотя не вижу в его словах ничего забавного. Малкольму присуща манера оскорблять женщин, которая очень меня злит. Да, мы все превращаемся в мудаков-женоненавистников, когда проводим время вместе, но никто из нас, в отличие от Малкольма, не называет девушек шлюхами.
– Какое унизительное слово, – замечает Эзра, привлекая наше внимание. – Мне больше нравится «потаскуха». «Шлюшка» – это как-то… мерзко.
– А «потаскуха» – нет? – смеется Малкольм.
Мы уходим от темы. Мне нужно вернуть разговор к Рен.
К милой маленькой пташке, которая боится гадкого злого кота с острыми клыками.
То есть меня.
– Если она правда устраивает вечеринку, то я хочу получить приглашение, – твердо заявляю я.
– Мы не можем сотворить чудо, –