На закате, преодолев сорок миль грязных дорог, они остановились в скромном городке, где имелся готовый принять их дом Ордена Дочери. Пенрика вновь отвели в отдельную комнату, улыбчивая посвященная принесла ему горячую воду и еду. Пен благодарно улыбнулся в ответ, но девушка не стала задерживаться. За дверью обнаружилась охрана в лице местного стражника. Пен пробормотал приветствие и отступил, слишком утомленный, чтобы возражать.
Комната была маленькой, как и в богадельне, но лучше обставленной; здесь имелись кресла с вышитыми подушками, столик с зеркалом и табуретом, явно предназначавшийся для гостей-дам, которых чаще можно было встретить в доме Дочери Весны. Пен воспользовался этим; вооружившись расческой, он расплел косу и атаковал сбившиеся за день колтуны, от которых часто страдали его тонкие светлые волосы.
Когда он взглянул в зеркало, его рот произнес:
– Давай-ка рассмотрим тебя получше.
Пен замер. Демон снова проснулся? Его челюсти стиснулись, горло сжалось.
И кстати, как это существо воспринимало мир? Смотрело его глазами, слушало его ушами? Разделяло его мысли? Требовалось ли ему ждать своей очереди, чтобы выглянуть наружу, как это было с голосом, или оно всегда было тут, подобно устроившейся на плече птице?
Пен выдохнул, расслабил мышцы. Спросил:
– Ты хочешь поговорить?
И принялся ждать ответа.
– Посмотреть, – ответил демон его ртом. – Мы хотим взглянуть, что приобрели.
Его речь была четкой, акцент – благородным вельдским, как в землях вокруг Мартенсбриджа. Как у Ручии.
Пен мало времени проводил перед зеркалом с тех пор, как вырос достаточно большим и быстрым, чтобы сбегать от старших сестер, желавших использовать его в качестве куклы. Собственные черты в зеркале вдруг показались ему чужими. Но в глазах у него не потемнело; похоже, они с демоном действительно делили зрение.
Его лицо, худое, как и тело, называли изящным. Светлую с детства кожу компенсировал, как он надеялся, решительный нос. Длинные ресницы обрамляли глаза, которые матушка любовно называла «синими, как озера». Большинство встречавшихся Пену озер были серыми, зелеными, ослепительно-белыми от снега или стеклянно-черными в тихую морозную ночь. Но он полагал, что в редкий ясный солнечный день озера могут быть и такого цвета.
С ним больше никто не разговаривал; никто ничего ему не говорил. Быть может, это шанс? Пен выдохнул, расслабил горло, попытался опустить усталые, напряженные плечи. Попытался раскрыться.
– Ты можешь отвечать на вопросы?
Хмыканье.
– Если