– Дай мне до Скрутово, один я. Мишаня был лаконичен с дамами, иногда именно это производило нужное впечатление. Но не в этот раз. То ли Мишаня был уже стар, то ли от него несло перегаром, то ли настроение у тетки в кассе было плохим, но она вообще не отреагировала на просьбу.
– Дай, говорю, один до Скрутово, чмара! – Мишаня начинал терять терпение.
– Научись разговаривать, чмарек! Дама охотно поддержала семантику быстро развивающегося общения.
Мишаня втянул воздух, но спохватился. Билеты ведь у нее. Надо сначала билет получить, а там видно будет.
– Лады, каюсь, билет давай. Мишаня как мог, снизил градус межличностного напряжения.
– Тыща семьсот, – тетка поджала накрашенные губы, развернулась к клиенту как учили, с приклеенной улыбкой.
– Сколько?! – Мишаня аж икнул от изумления. Последний раз, когда он ездил к себе в деревню, ему это обошлось в пятьсот рублей в оба конца. – Да вы тут берега потеряли совсем! Скотобаза, век воли не видать! Давай билет, заеда! И с этими словами Мишаня заехал кулаком в пластик, отделявший кассу от зала. Раздался треск, баба взвизгнула и откинулась кзади. Спинка изнуренного ее телесами утлого креслица треснула и она опрокинулась на спину, задрав кверху стянутые принтованными колготками мощные ножищи.
Мишаня понял, что билета ему придется ждать очень долго, когда к нему двинулись двое охранников в черной форме. Мужики оказались обычными прокуренными и пожилыми доходягами и даже не бывшими ментами, которых Мишаня чуял за версту. Они попытались остановить его по дороге к выходу, но через пару мгновений оба стояли на четвереньках, сплевывая розовую слюну и пытаясь вернуть себе дыхание. Мишаня быстро, но не бегом шел по длинному переходу в сторону вокзальной площади. Трое ментов появились в проеме у выхода. Он свернул за угол и, увидев дверь туалета, устремился прямо к окну. К его удаче, на нем не было решетки, подсел на подоконник, высадил плечом раму. Спрыгнул, метнулся назад. В этот момент в туалет вбежали менты. Мишаня тяжело, всеми своими ста двадцатью кило прижался к кафельной стене туалета за его входной дверью.
Мишаня не тренировался толком вот уже лет двадцать. Одно время после освобождения он еще надеялся на будущее в спорте, бегал, немного гонял вес, качался, плавал в пригородных прудах и вообще чувствовал себя отлично. Для спаррингов ходил в знакомый зал, боролся с молодыми парнями, иногда побеждал, иногда нет. Свои тогда 95 кг берег, старался придерживаться диеты какой-никакой. Впечатляющие внешние данные, размеры необходимых частей тела и легкий нрав позволил ему освоить непростую профессию альфонса. Его трудная молодость и флер испытаний, пройденных в исправительном учреждении, находили живой отклик в сердцах зрелых, одиноких и не очень, но всегда истосковавшихся по сильному мужскому телу городских дам.
Его кормили, одевали, развлекали, обучали