– Не знаешь, выходит… Может быть, я просто обижен и оттого галлюцинирую, – невпопад забормотал Коломиец. – Но Гена… Я об авторе этих маневров и говорю! Тут что-то не так, и с этим связан, кажется, и Факин тоже! От всего этого – от новобранца, телевизора, от всего можно отмахнуться, но как быть с фактами?
У меня в голове шевелится месиво из мало вяжущихся друг с другом понятий: плазма, телевизор, маневры, карты, Факин, факты… О чем речь, черт возьми?
– Какими еще фактами?
– У меня уже есть о чем поговорить с Игорем…
– Ты сказал, у тебя уже что-то есть?
– Да.
– На Факина?
– К сожалению, нет. Но кто знает, не связан ли он…
– Ты имеешь в виду, что причина не в одном человеке, а в нескольких?
– Именно это я и хочу сказать.
– И ты говоришь, что у тебя на этих людей что-то есть? Какие-то доказательства их злого умысла, направленного на «Глобал»?
– Ты все правильно понимаешь. – Гросс довел Коломийца до того состояния, когда тот не выдержал и принял самодовольный вид.
Вот чего не выбить из Александра, так это его неумения постоянно оставаться простым. Стоит только дать ему понять, что в нем есть что-то, чего нет в остальных, в нем сразу начинается процесс, завершающийся появлением барского вида. И с этого момента нужно потратить немало сил для того, чтобы сбить с него эту уродующую его спесь и превратить в обычного Коломийца. Это его погубит когда-нибудь…
– Что-нибудь серьезное?
Снова наступила пауза, и мимо меня, вниз, полетел пепел. Я даже вижу Коломийца – он сейчас раздул щеки, принял вид Зевса, придумывающего новую проказу для Геркулеса, и точно знаю, что он не выдержит – ляпнет…
Так оно и вышло.
– Скажи мне, Гена, на что способна любовь?
– На многое, – соглашается Гросс. – Я, к примеру, третью неделю лечусь.
Моя нога соскальзывает со ступени, и раздается шарканье.
Разговор мгновенно прекращается.
Я тоже молчу. Мне нечего сказать по поводу того, что на складе готовой продукции у меня работает человек, которому место в кабинете врача кожно-венерического диспансера.
– Что это? – едва слышно спрашивает Коломиец у Гросса.
Тот менее подозрителен:
– Голубь, наверное, с подоконника снялся… Так о чем ты? А, Факин…
– Факин – в первую очередь!
– Перерыв заканчивается, – напомнил Гросс.
– Ладно, двигай к себе в амбар. Вечером сходим в «Сахар»?
– Я ставлю пиво.
Дверь хлопнула, ставя в разговоре точку.
– Интересно, почему пиво ставит кладовщик, а не Коломиец, чья зарплата в три раза больше, чем у Гросса? – пробормотал я, слушая, как затихает эхо и на задымленную лестницу спускается тишина.
Я уже почти оторвался от перил, как вдруг мне на плечо упал, выбив искры и больно кольнув одной из них в ухо, чей-то бычок.
Отшатнувшись, я быстро скинул пиджак и в ярости обнаружил, что брошенный кем-то окурок