Вечерами, говорят те, кто бывал у него вечерами, он не мог успокоиться, все время порывался говорить о продажах, вставал из-за стола, расплескивая пиво, и быстрым шагом шел к столу, торопясь записать идею, подвернувшуюся во время разговора, который этого совершенно не предполагал.
Он приближался к своей цели столь уверенно, что самой мысли о том, что выберут не его, а Заева, в голове его не присутствовало.
А потому, когда его пригласили на заседание и объявили, что начальником отдела продаж выбран Заев, он продолжал улыбаться и смущенно мять пальцы. Да, конечно, Заев. Все правильно. Президент и совет директоров ошибиться не могли. Здесь не ошибаются. Иначе бы компания не была столь могущественна. Вот на таких вот винтиках, как он, Заев, и президент и компания и движутся вперед. В едином корпоративном порыве, когда вся семья единомышленников…
Ему сказали, что после долгих обсуждений двух кандидатур выбор было решено остановить все-таки на Заеве. Рвение второго кандидата оценено по достоинству, и нет, верно, причин, унывать. Все будет, сказал президент, и ему вторил совет, о’кей.
Он вышел из зала и направился прямиком в кабинет. «Ну, можно поздравить?» – спрашивали его по дороге. Он нервно кривил рот, полагая, что улыбается, и говорил о том, что был уверен в выборе Заева.
Зайдя, он заперся и зачем-то позвонил жене. Разговор не склеился, из фраз жены выходило, что на развод она уже подала, и встречать ее не нужно, поскольку это делает другой, и чего еще не нужно, так это нелепых сцен, поскольку все люди серьезные, а он так в первую очередь, поскольку лучше всех знает, что такое нравственный самоконтроль. Глупо, глупо, сказала она и, помявшись, сообщила о том, что три дня назад ей звонили на сотовый его родители, и она на всякий случай сказала, что он в командировке, но он обязательно перезвонит, как только вернется.
Не найдя на столе ничего подходящего, он увидел сумочку Веры, нашел в ней помаду, машинально, как привык делать это всегда, запомнил, что от «Буржуа», придвинул к стене стол, забрался на него и стал писать. Писал он до тех пор, пока тубус не начал царапать покрытие.
Когда дверь сломали, женщины с криком попятились, а я на правах вице-президента вошел первым…
Он привязал шнур от портьерной кисти к трубе у самого потолка, затянул на своей шее петлю и, поджав ноги, прыгнул с подоконника. Веревка оборвалась, но за мгновение до этого сломались его шейные позвонки.
И сейчас он сидел, прислонившись спиной к стене, и его розовая сорочка до самого ремня была залита вылившейся из горла кровью. Галстук сиял от влаги, и казалось, что это именно он, а не петля был виной тому, что Журов, самый, наверное, жизнерадостный и целеустремленный человек в компании, перестал жить.
На стене слева от него аршинными буквами было написано: «Я НЕНАВИЖУ ВАС, ТВАРИ! Я, А НЕ ЗАЕ…» Видимо, последнее слово было – «Заев». Должен был быть, вероятно, и восклицательный знак в конце. А то и два. Но помада кончилась,