Дети, веночком окружавшие бродячего сказителя Посвиста, запротестовали, подняв невообразимый и бестолковый галдеж. Наконец Коннор, кузнецов сын, самый старший, самый сильный и самый смелый, а вдобавок притащивший сказителю горшок-двойчатку, полную щей и перемешанных со шкварками картофелин, выступил в роли доверенного лица и выразителя воли общества.
– Как же так?! – воскликнул он. – Ну как же так, дедушка? Как же так – на сёння хватит? Разве ж можно в таком месте сказку обрывать? В таком желательстве нас оставить? Мы хочим знать, что дальше-то было! Не могём мы ждать, кады вы обратно в село заглянете, потому как это через полгода аль через год могёт случиться! Сказывайте дале!
– Солнышко закатилось, – ответил старик. – В постельки вам пора, малышня! Ежели завтра с утра на работе зевать станете и охать, что родители-то вам скажут? Знаю я, что скажут. Опять, мол, старый Посвист болтал им до полуночи, головы детям былинами заморочил, выспаться не дал. Значит, когда он снова в село заявится, не давать ему ничего, ни каши, ни клецок, ни кусочка сала, а только выгнать его, деда, потому как от евонных сказок один вред да неприятности.
– А вот и не скажут так-то! – хором закричали дети. – Рассказывайте еще, дедунь! Просим вас!
– Хммм, – забормотал старик, поглядывая на солнце, понемногу скрывающееся за кронами деревьев на другом берегу Яруги. – Ну, воля ваша. Но уговор будет, значит, такой: один пусть сбегает в халупу и принесет простокиши, чтоб мне было чем горло промочить. А остальные подумайте, о чьих судьбах рассказывать, потому как обо всех я вам ныне рассказать не успею, хоть и до утра стану говорить. Стало быть, надо выбрать, о ком сегодня, а о ком в другоряд.
Дети снова подняли шум, стараясь перекричать друг друга.
– Тихо! – крикнул Посвист, взмахнув посохом. – Я сказал – выбрать, а не как сойки: рет-рет, рет-рет-рет!