Моя жизнь – это жизнь на пороховой бочке. Что-то сделаю не так, и не видать мне теплой постели, сытного обеда и добротного платья, не такого красивого и дорогого, какие носит Лина, но и этого было достаточно, чтобы хоть как-то оставаться той, кем я была по праву рождения. И кем я больше не могла быть.
Продолжая кланяться и косо поглядывать на семейство Ройс, я внимательно прислушалась к грохочущему голосу графа. Иногда я узнавала интересные вещи, которые, надеюсь, когда-нибудь смогу использовать с пользой для себя. А пока я притворялась тенью Эванджелины, опустив голову. Я – служанка семьи Ройс, и об этом не стоит забывать, даже если в моих венах течет благородная, но запятнанная позором кровь.
– Я запрещал тебе общаться с этим проходимцем! Ты ослушалась моего приказа, дочь! – грохоча, граф Ройс отчитывал Лину, пока та ни капельки не изменившись в лице, упрямо смотрела на отца. – Что я еще должен сделать, чтобы ты начала выполнять мои приказы?!
Граф Ройс был опасным и жестоким противником, с которым я бы ни за что на свете не рискнула бы схлестнуться на поле боя. У него были крепкие связи с королевской семьей, а также граф Ройс не гнушался дружбой с канцлером Смаджем. Вот кого опасаться в нашем королевстве стоило, так этого скользкого типа. Увы, но два чудовища нашли друг друга.
Я глянула на графа Ройса, подмечая, как широко раздувались ноздри – верный признак того, что граф едва держал себя в руках. У него были грубые черты лица, тяжелые скулы, квадратный подбородок, на котором тряслась козлиная бородка каждый раз, когда граф отчитывал дочь. Ройс был высоким, крепким мужчиной, но даже его коснулся возраст. Темно-каштановые волосы были пронизаны серебряными нитями, глубокие морщины залегли на широком лбу и в уголках глаз. Кстати, глаза, пожалуй, были единственной приятной деталью на его лице. Они были голубые, как небо в ясную погоду, но вот белки от гнева всегда краснели, отчего граф Ройс становился похож на бешеного быка. И только Эванджелина не боялась своего отца, потому что знала – тот ее сильно любит и чрезмерно опекает. Второе Лине очень не нравилось.
– Но папочка, я не виновата! Он сам! – пропищала как мышка Лина, продолжая трепетать густыми ресницами. – Сам повстречался нам в саду у леди Лорел.
О, кажется, я начала понимать, о ком шла речь.
Его звали лорд Себастьян и он был тем еще распутником, по рассказам прислуги, и слухам, которые бродили среди благородных дам. Кое-кому лорд Себастьян очень нравился, и под его чары едва не попала Эванджелина, но та скорее будет использовать Себастьяна для своих целей, нежели позволит пройдохе, как его назвал граф Ройс, покорить ее «нежное трепетное» сердечко.
Так что графу не стоило так переживать.
– И все равно я тебе запрещал с ним разговаривать, – продолжал громыхать граф, почем зря сотрясая воздух. Если Лина собирается с кем-то общаться, то никакие запреты на нее не подействуют. – Ты моя единственная дочь, не забывай об этом. И я не желаю, чтобы какой-то проходимец испортил твою репутацию!
Ох, граф, портить там уже нечего. Но я продолжала молчать, лишь косо посматривая на Эванджелину. Та наконец-то состроила грустную мордочку, надула губки и потупила взор. Осознала, что отец не просто пришел ее отчитывать. За словами последует действие. В прошлый раз, когда Лина ослушалась приказа отца, ее заперли в комнате на целый день! Целый день! Для Лины это было ужасным наказанием, она едва не свела меня с ума, причитая, пыхтя и переворачивая комнату вверх дном.
– Папочка, обещаю, что больше не заговорю с ним. И даже не позволю ему приблизиться ко мне, – елейным голоском произнесла Лина, которую порядком раздражала отцовская сверхмерная забота.
– Конечно, не заговоришь, – пробасил он, уперев руки в бока. – Потому что ты наказана.
Я мысленно закатила глаза. Опять весь день сидеть в комнате и выслушивать причитания молодой графини.
– Ты отправляешься жить к своей тетке. К леди Лукреции Сноу-Мил.
Я ахнула. Ахнула и Эванджелина.
Граф усмехнулся. Ему понравилась реакция дочери. На меня он так и не посмотрел.
– И поедешь ты туда одна, без нее, – махнул рукой в мою сторону, но при этом продолжал смотреть на дочь.
Я сжалась, словно должна была получить пощечину. Но стоило графу опустить руку, как до меня наконец дошли его слова. Неужели он ссылает Эванджелину в другой конец страны, при этом разлучая нас? Верилось с трудом, но, кажется, это происходило на самом деле.
– Папочка, ты не можешь так поступить со мной! Ведь скоро начнется новый сезон. Я не могу всё пропустить!
– Можешь! – прорычал граф. – Это не обсуждается. Тебе пойдет на пользу жизнь в поместье Лукреции. Уж она-то приструнит тебя и привьет манеры, которым не смогла обучить тебя твоя мать. Собирайся. В путь отправляешься