Капитан прижался так плотно к полу в поклоне, что чуть ли не вдыхал пыль и обломки с досок.
– Но не думай, что я когда-нибудь забуду, какую службу ты сослужил Дзиро Куроносукэ.
В небе брезжал рассвет, окатив постельными красками небесное полотно от бледно-желтого цвета к фиалковому. Над острыми макушками сосен затаился острый месяц, звезды одна за другой таяли на холодном зимнем небосклоне. Снегопад, наконец, отступил. Великан Фудзияма на фоне предрассветного неба казался плавником огромного подводного чудища, вздымающегося над черным морем леса Дзюкай.
Солнечный свет только лизнул крыши домов, а центральная площадь уже собрала всех жителей города. Непонимание и волнение отражали их сонные лица. Стоял приглушенный гул, но, когда на площадь ровным порядком вышли достопочтимые офицеры Цитадели – обратился мертвой тишиной. Облаченные в белые кимоно, они покорно опустились на заранее подготовленные для грядущего обряда коврики. Собравшиеся могли видеть их бледные лица, но также ощущали смиренный настрой, обусловленный благодарностью к тому, кто осудил их и предоставил такой щедрый дар, как шанс смыть свой позор благородным обрядом сэппуку.
Шестеро самураев, не переговариваясь и не обмениваясь взглядами, подняли с ковриков ритуальные кинжалы. В этот момент на площади появился высокий седоволосый субъект, облаченный в дорогой наряд черного цвета.
Наката Сосуке с ужасом распознал в чертах лица юноши Оду Нобунагу. Он прижал обе руки к груди, раскрыл рот и не отводил ошарашенного взгляда. Другие же не признали в молодом самурае одного из казненных ранее учеников, перешептывались и спорили.
Юноша встал за спинами осужденных, внимательно наблюдая; одним лишь взглядом распорядился, чтобы к ним подошли назначенные для проведения ритуала кайсяку40, коих выбрали случайным образом из младшего офицерского состава. Шестеро самураев скинули с плеч кимоно, оголив свои тела по пояс, легкими и уверенными движениями обнажили лезвия кинжалов. В ответ на эти действия, кайсяку извлекли из ножен катаны, приняли стойки, занеся мечи высоко над головами.
Тишина резала слух, никто даже не пикнул, пока осужденные вспарывали себе животы. Кто-то еле слышно охнул, только когда кайсяку резким взмахом мечей отделили головы от тел, облегчив тем самым участь осужденных.
Непонимание представшей картины выросло до уровня вызывающей страх неизвестности. Люди боялись обмениваться комментариями с рядом стоящими и лишь мысленно вопрошали себя: «Кто этот юноша?», «Где Дзиро Куроносукэ-сама?»
Акэти Мицухидэ стоял по правую руку от новоиспеченного командира, и никто прежде не видел его настолько запуганным и жалким. Суровая судьба соратников быстро сбила с него спесь и нахваленное бесстрашие.
– Дзиро Куроносукэ – мертв, – заявил громко Татсусиро Сабуро всем собравшимся. – Его порочная власть опутала это место щупальцами растленности, насквозь пропитала похотью и другими премерзкими