Пробежала на цыпочках до края стола, удерживаясь на последней грани. Повернулась, побежала обратно, останавливаясь на обрыве, пленная, заключенная в магический круг, уловленная невидимой сетью, опутанная волокнами музыки, запечатанная огненными печатями развешанных по стенам картин. Остановилась, воздев голову, словно силилась подпрыгнуть, пробиться сквозь потолок, скользнуть сквозь железную кровлю, помчаться над вечерней Москвой к рубиновой кремлевской звезде, усесться на нее верхом, держась за лучи, обвив голыми ногами светящийся камень. Ухватила на бедрах тонкие полоски материи, поочередно подымая колени, освободилась от трусиков, метнула их в лицо Стрижайло. Обнаженная, не стесненная покровами, восхитительная, как купальщица, томно закрыв глаза, воздела локти, спрятав в волосах ладони. Стрижайло увидел пятый бриллиант на лобке, драгоценно и магически сверкающий в ложбинке, от которой вверх поднималась полоска золотистого меха. Пятый бриллиант то возникал, то прятался, переливался, как утренняя капля росы, брызгал голубыми, малиновыми, золотыми лучами. Был волшебной звездой, путеводным светилом, за которым хотелось идти, молиться, ловить чудотворное излучение. На картине Люси Вороновой, в черном обугленном доме, где никто никогда не жил, вдруг зажглось золотое окно.
Стрижайло в галлюциногенном созерцании, в пленительном помрачении вдруг прозрел, взирая на бриллианты танцовщицы. Пять алмазных звезд, геометрия искусного пирсинга, складывались в созвездие, в алмазную Кассиопею, превращая земную женщину в небесное диво. Пленительная мочка уха, чуткое крыльце носа, прелестно-наивный сосок, таинственная лунка пупка, нежная складка лобка – образовали драгоценное «дабл-ю», сверкавшее на черном сафьяне небес, бриллиантовое колье, созданное небесным ювелиром. Это колье, открывшееся восхищенному взору Стрижайло, было ведомо и другим. Всем, кто недавно на рауте подходил к Дарье Лизун, загадочно произносил название созвездия. Белокурый посол Голландии, вице-спикер Думы, похожий на раненого офицера, еврейский миллионер с симпатичной лысинкой и румяными губами, председатель Центризбиркома Черепов с маской смерти, – все они созерцали созвездие, были астрономами, звездочетами, наблюдали в ночных небесах алмазное «дабл-ю».
Танец длился. Космическая танцовщица танцевала для Стрижайло, выбрав его, единственного, среди бессчетного множества смертных. Совлекла покровы, открыла пленительную