И пространство опять погрузилось в темноту.
Внезапно мои легкие наполнились воздухом, как будто меня вынули из безвоздушного пространства, и я снова могла дышать. Я сделала глубокий, самый полный вдох, почувствовала прилив кислорода, и меня захлестнула волна благодарности. Я назвала это глотком жизни.
Мои глаза распахнулись. Я лежала в больничной палате и понятия не имела, сколько времени прошло и что за это время проделали с моим телом. Вокруг меня собралась вся моя семья. Я попыталась заговорить:
– У… у меня, – пробормотала я, но так и не смогла выговорить больше ни слова.
– Что ты говоришь, деточка? – спросила мама.
Я снова попыталась заговорить и потеряла сознание.
Через несколько дней после операции врачи понемногу начали снижать дозы лекарств. Я то приходила в себя, то снова отключалась. Я бредила, сны мешались с реальностью. Однажды к моей постели подошел кудрявый мужчина и заговорил со мной. Я запомнила только его последнюю фразу: «Единственный путь – это путь шамана». И видение исчезло. В мое горло все еще была вставлена дыхательная трубка. Я шевелила губами и мысленно повторяла эти слова:
– Единственный путь – это путь шамана.
Мама рассказала, что, пока я была без сознания, она организовала настоящий молитвенный «штурм».
– Не знаю, какие у вас религиозные убеждения, – обратилась она к друзьям и знакомым, – но, если вы верите в силу молитвы, помолитесь за мою дочь.
Доктор Эбби каждый день молился за меня и попросил о том же своих родных и друзей из Шри-Ланки. Он клал горстку пепла между моими глазами и лбом. Очнувшись, я всегда знала, что он рядом.
На Филиппинах за мое исцеление молились друзья доктора Наувинс.
Даже в коме я слышала шепот тысяч молящихся за меня людей, наполненный любовью.
Моя болезнь стала тяжким испытанием не только для меня, но и для моих родных и всех, кто ухаживал за мной. Круглосуточное дежурство у моей постели выматывало эмоционально и физически. Одна из медсестер ухаживала за мной так, будто бы я была ее собственной дочерью.
Наконец я очнулась. На этот раз пробуждение мое было более осмысленным. Я медленно огляделась вокруг. Изо всех частей моего тела торчали трубки, вокруг кровати стояли капельницы. Я внимательно разглядывала лица родных. Родители, казалось, постарели лет на двадцать. Они по несколько дней не выходили из больницы. Мама, которая и так была миниатюрной, похудела и осунулась. Длинные волосы Кристел, обычно красиво струящиеся по спине, были кое-как собраны в хвост. Отец спал у моей постели на узком, неудобном стуле. Мама и сестра ночевали в комнатке, где им разрешили временно поселиться. Еду готовили в пароварке.
Я осмотрелась вокруг. На стене висел один из моих рисунков. На столе стояли мои фотографии. Вся комната была уставлена цветами и свечами. Тихо играла музыка Дэйва Мэтьюса. Мама хотела, чтобы я поддерживала