Сплетутся и расстанутся дороги,
Которые полмира оплели,
И на клочке единственной земли
Оставят след истоптанные ноги.
А сам он здесь? Или в пустой дали
Оставил всё, чем грезил на пороге?
Не потерять! Иначе – пустота
И смертный вой души опустошённой!
А после – годы одури бессонной,
В которую превращена мечта.
Вернись!
Но сзади прах и чернота,
Как в глотке выработки закрещённой.
Как в глотке выработки закрещённой
Нет ни огня, ни меты, ни следа.
Но мимо! мимо! Слышишь, провода
Над головой запели приглушённо?
Просёлок? Или рельсы, где вагоны,
Друг друга торопя, бегут сюда?
И силуэты в окнах освещённых,
Дразня, скользнут и канут в никогда,
Чтобы потом во сне, как наважденье,
Как молодого месяца в реке
Загаданное справа отраженье,
Как наговор цыганки по руке,
Придумывать свиданье и волненье
Случайной встречи где-то вдалеке.
Случайной встречи где-то вдалеке
Непоправимо сбывшееся чудо!
И ты стоишь и думаешь: «Откуда
И кто узнал?» И в стиснутой руке,
Сжав руку, как от прорванной запруды
На вырвавшейся на простор реке,
И, робость позабыв и этикет,
Не можешь взгляда отвести, покуда
Лукавая улыбка не спугнёт
Восторга страстное оцепененье,
И краской не зальёт лица смущенье,
И вежливости деликатный гнёт
Не свяжет взглядов соприкосновенье,
Чтоб сдержаннее были наперёд…
Чтоб сдержаннее были наперёд,
Нас разведут волненья и заботы,
Судьбы причудливые повороты
И жизни суетный круговорот.
И чуда ожидание – вот-вот,
Готовое стать чудом, как по нотам!
Размеренности облик обретёт,
Чтоб рассудительности стать оплотом.
Так мы от века верим в чудеса,
Так нас они когда-нибудь коснутся.
Но хоть на полчаса б соприкоснуться
С тем миром буйным, где невольно сам
Посмеешь стать причастным чудесам.
…Вот только бы от суеты проснуться!..
…Вот только бы от суеты проснуться!..
Она, как надоевший той-терьер,
Всё норовит метнуться вниз и вверх,
Всё вспомнить, всё забыть,
переметнуться…
А жизнь сочится изредка и куцо
Среди призывов, спичей, крайних мер,
Статей и – миль пардон! – мизер овер[1].
Вы мне простите галльское присловье:
Оно спасает от родных словец,
Которые и повредить здоровью
Горазды, если цензор – удалец.
А главное – не вяжутся с любовью,
А ей – хоть тяжко – не настал конец.
А ей, хоть тяжко, не настал конец,
Той