– Ну уж нет.
Чтобы растопить иней в спальнике, мне понадобилось целых пятнадцать минут, и я только-только начал согреваться. Да и появление самолета над богом забытым ледовым плато казалось мне невероятным. За четыре месяца существования нашей станции, созданной в рамках программы Международного геофизического года, это был первый, к тому же косвенный, контакт с внешним миром и оказавшейся за тридевять земель от нас цивилизацией. Какой будет прок экипажу самолета или мне самому, если я снова поморожу ноги? Откинувшись на спину, я взглянул на матовые окна, как всегда покрытые инеем и слоем снега, и посмотрел на Джосса, лондонского пролетария, выполнявшего у нас обязанности радиста, – он тревожно ворочался во сне. Затем я вновь перевел взгляд на Джекстроу.
– Гудит?
– Гул усиливается, доктор Мейсон. Усиливается и приближается.
«Откуда взялся этот самолет?» – подумал я с досадой: не хотелось, чтобы кто-то вторгался в наш тесный, сплоченный мирок. Наверное, самолет службы погоды из Туле. Хотя вряд ли. До Туле целых шестьсот миль, мы сами трижды в сутки посылаем туда метеосводки. Возможно, это бомбардировщик стратегической авиации, совершающий полет с целью проверки американской системы дальнего радиолокационного обнаружения. Или авиалайнер, прокладывающий новый трансполярный маршрут. А может, даже самолет с базы в Годхавне…
– Доктор Мейсон! – В голосе Джекстроу прозвучала озабоченность. – По-моему, с ним что-то случилось. Он кружится над нами и постепенно снижается. Это большой самолет, многомоторный. Точно!
– Проклятие! – рассердился я.
Протянув руку, я надел шелковые перчатки, висевшие у изголовья. Расстегнул молнию на спальнике и выругался, когда мое тело обдало морозным воздухом.
Я разделся всего полчаса назад, но одежда уже стала жесткой, негнущейся и страшно холодной. В тот день – редкий случай – температура в нашем жилище поднялась чуть выше точки замерзания. Но я все-таки натянул на себя теплое белье, шерстяную рубаху, брюки, шерстяную пару на шелковой подкладке, две пары носков и фетровые боты. На это ушло всего полминуты. Находясь на широте 72°40′ на ледяном плато Гренландии, поднявшемся на восемь тысяч футов над уровнем моря, невольно научишься поторапливаться. Я направился в тот угол нашей берлоги, где спал радист. Из приоткрытого спальника торчал только его нос.
– Просыпайся, Джосс.
Я тряс спящего до тех пор, пока из спального мешка не высунулась рука. Капюшон откинулся, и показалась темноволосая всклокоченная голова.
– Вставай, приятель. Можешь нам понадобиться.
– Что стряслось? – произнес он, протирая заспанные глаза, и посмотрел на хронометр, висевший у него над головой. – Двенадцать часов! Всего тридцать минут спал.
– Знаю. Ты уж извини. Только шевелись.
Обойдя передатчик фирмы RCA и печку, я остановился у стола с приборами. Судя по их показаниям, ветер дул с ост-норд-оста со скоростью пятнадцать узлов, что составляет почти семнадцать миль в час. В ту ночь, когда кристаллы льда и поземка, несшаяся с ледяного щита, замедляли вращение чашек анемометра, истинная скорость ветра была, пожалуй, раза в полтора выше. Перо самописца вычерчивало ровную линию, держась у отметки минус 40 градусов по Цельсию. Я представил себе эту адскую комбинацию – лютая стужа и вдобавок сильный ветер, – и по спине у меня побежали мурашки.
Джекстроу молча облачался в меховую одежду. По его примеру я надел штаны из меха карибу и парку с капюшоном, отороченным мехом северного оленя. Наряд этот был изготовлен умелыми руками жены Джекстроу. Потом натянул сапоги из тюленьей шкуры, шерстяные перчатки и рукавицы из оленьего меха. Теперь и я, как, похоже, и Джосс, явственно слышал гул моторов. Ровный гул авиационных двигателей заглушал даже бешеный треск чашек анемометра.
– Да это… да это же самолет! – удивленно проговорил Джосс.
– А ты думал, столь любезный твоему сердцу лондонский двухъярусный автобус? – Надев на шею снежную маску и защитные очки, я достал из-за печки фонарь: там мы хранили его для того, чтобы не заморозить сухие элементы. – Кружит над нами уже две или три минуты. Джекстроу считает, что он терпит бедствие. Я тоже так думаю.
Джосс прислушался.
– По-моему, моторы у него в исправности.
– И по-моему. Но помимо неисправности двигателя, может существовать десяток других причин для аварии.
– Но что ему тут нужно?
– А бес его знает. Может, наши огни заметил. Других, насколько мне известно, на участке площадью пятьдесят тысяч квадратных миль не предвидится. И если командиру самолета, не дай бог, придется сделать вынужденную посадку, единственный его шанс на спасение – оказаться поблизости от жилья.
– Помогай им бог, – озабоченно проговорил Джосс.
Он сказал что-то еще, но я уже торопился выбраться наружу.
Выйти из нашего жилища можно было через