– Схожу, – проворчал Млад и хотел добавить, что это не Ширяево дело, но подумал и промолчал.
– Млад Мстиславич, а правда, что ты сегодня в Городище грамоту про убийство князя Бориса не подписал? – спросил Добробой.
– Правда.
– А почему? Разве не татары князя убили? – поднял голову Ширяй. Млад всегда поражался его способности одновременно читать и слушать, о чем говорят вокруг.
– Я не знаю. Поэтому и не подписал, – Млад сжал губы. – А вы откуда знаете про татар?
– Так весь университет говорит. Некоторые даже в Городище ездили, чтоб все самим узнать. А я, например, так и знал, что это татары. Мне и гадания никакого не надо было.
– Ну-ну, – усмехнулся Млад, – и откуда же ты это знал?
– Да понятно же все! Кто еще нас так ненавидит?
– Не нас, а князя Бориса, – поправил Млад.
– А какая разница? Раз князя Бориса ненавидит, значит и нас тоже! – Ширяй посмотрел на Млада снисходительно.
– Нет, парень. Бояре тоже ненавидели князя Бориса, но к нам, наверное, ничего подобного они не испытывают. И мне кажется, догадки про татар ты повторяешь с чужого голоса.
– Ничего и не с чужого! А если у меня есть единомышленники, это еще не значит, что я говорю с чужого голоса.
– Единомышленники – это хорошо, – Млад натянул валенки. – Только предположение твоих единомышленников нарушает первейшее правовое утверждение, которое незыблемо для Новгорода: не пойман – не вор.
– А… а гадание? Разве гадание сорока волхвов – это не доказательство?
– Тридцати девяти, – Млад подмигнул Ширяю, надевая треух.
– Так ты что, за татар, что ли? – умное лицо Ширяя вытянулось от детской обиды.
– Я не за татар – я не против татар. Это разные вещи. И даже если бы я был против них, это ничего бы не изменило: Правда не зависит от того, за кого ты и против кого.
– Ой, Млад Мстиславич! – Добробой приоткрыл рот. – Как ты это здорово сказал!
– Ага, – кивнул Млад. – Пойду. Потом поговорим.
У ректора, в горенке на самом верху Большого терема, еловыми дровами трещала изразцовая печь, ректор с деканом естественного отделения сидели перед открытой дверцей на низких скамеечках и пили вино из серебряных кубков.
– Явился? – ректор кивнул на третью скамеечку возле печки. – Садись.
Млад стащил с головы треух и расстегнул полушубок, продолжая топтаться у двери.
– Ну что застыл? Часа полтора тебя ждем, – обернулся к нему декан. – Вино на столе, наливай.
Млад пожал плечами и повесил полушубок на крючок за дверью. Вина так вина… Он плеснул в кубок густой настойки и сел рядом со столпами университетской мысли.
– Я знал, что ты чудак, Млад Мстиславич, – начал декан, – и я прощал тебе любые чудачества за твой ум, и за твой опыт, и за любовь к тебе студентов…
Млад опустил голову.
– Ты хотя бы понимаешь, кому дорогу перешел? – вслед за деканом подхватил