– Нет, я скоро встану.
– Грамоту составлять заканчивают. Через полчаса начнетнут подписывать. Ты успеешь?
– Вполне.
Млад смотрел на прямую удалявшуюся спину Белояра, когда к нему подбежал доктор Велезар.
– Я не заметил тебя сразу, извини, – он протянул руку, чтобы помочь Младу встать. – Не надо сидеть на снегу, ты простудишься. Я помогу: там, в тереме, для вас накрыты столы, можно выпить горячего меду или пива.
– Я бы выпил квасу. Или взвара, погорячей и послаще, – сказал Млад, принимая руку.
– Котлы давно кипят, челядь с ног сбилась. Не дождутся, когда волхвы соизволят приступить к трапезе.
Поднимаясь на ноги, Млад заметил, как сильно кружится голова. Ему снова померещилась тончайшая паутина, натянутая в воздухе со всех сторон, но на этот раз он списал это на усталость. Доктор Велезар подставил ему свое узкое плечо, – Млад был выше доктора и намного моложе, поэтому только слегка оперся на него, чтобы не шататься.
В нижнем ярусе терема действительно дым стоял коромыслом: бегали девки с блюдами и посудой, солидно распоряжались девками мужики, бабы носили дрова и мели полы. Вокруг гремело, стучало, парило, дымилось и приятно пахло едой. Доктор хотел провести Млада наверх, но тот отказался и присел в углу на скамейке, чтобы никому не мешать. Откуда-то появились две бабы. Ахая и причитая, проводили Млада к печке, за стол, – узнав в нем волхва, они были готовы нести его на руках, и он с трудом отделался от их помощи.
– Сбитню, девки, сбитню велено нести! – крикнула в пространство одна. – Быстрей давайте, сейчас грамоту заручать будут!
И сбитень появился чуть ли не через мгновение: на широком подносе с полотенцем, где, кроме большой кружки, были мед, патока, сушки, калачи, пряники и три куска мясного пирога. Млад чувствовал себя неловко: хорошо, что никто не стал пихать это ему в рот. Бабы почтительно стояли по бокам и чуть сзади – словно стража; девка, притащившая поднос, с любопытством выглядывала из-за угла на пару с подругой.
Горячий сладкий сбитень иногда помогал не хуже отвара, который Млад носил в баклажке и пил после подъемов наверх. В тепле унялась дрожь, только голова продолжала кружиться, – теперь легко и приятно. Он сидел и вспоминал видения, явившиеся ему в круге волхвов, – чтобы ничего не пропустить. И чем больше он их вспоминал, тем сильней его одолевало беспокойство. Беспричинное, смутное. Оно приходило на смену усталости и головокружению, и Млад списывал его на последствия гадания: ему ни разу не приходилось так выкладываться во время волхования. Втроем-вчетвером волховать ему случалось, но настолько глубокого помрачения сознания он никогда не испытывал. От него что-то ускользало, как уходящий сон, который стремишься удержать, просыпаясь. Он хотел понять, что же это, – и никак не мог. Бабы, стоявшие за спиной, сильно его раздражали; он думал, что причина именно в них.
Подписание началось торжественно, на широком помосте княжьего