Однако было ясно, что самое опасное – возмездие Москве сарайского хана Мурата – еще впереди. Просчитывая варианты ответных действий со стороны Мурата, московские политики, безусловно, догадывались, что хан сделает ставку на Дмитрия Суздальского. Заветный документ привез ему из Сарая юный князь Иван Федорович Белозерец (358, 164). Известно, что белозерские князья были отраслью ростовского княжеского дома. Еще во времена Ивана Калиты они возмущались московским произволом и участвовали в антимосковских интригах в Орде. Младшая линия белозерских князей служила Великому Новгороду и была известна под именем «князей копорских» (365, 283).
В летописи нет ничего случайного. Однако, к несчастью для историков, в ней вымыто временем и предвзятостью летописцев много необходимого для правильного понимания событий. Заставляет задуматься случайная на первый взгляд подробность: князя Ивана Белозерца, привезшего ярлык Дмитрию Суздальскому, сопровождали «тридцать татаринов». Обычно «почетный эскорт» (причем гораздо более многочисленный) давался ханскому послу, имя которого летописец, как правило, называет. Таким послом, разумеется, не мог быть мелкий русский князь Иван Белозерец. Подобно боярину Аминю, годом ранее привезшему Дмитрию Московскому ярлык от Мурата, Иван Белозерец был простым порученцем, ханским гонцом. Вероятно, именно он, находясь в Орде, представлял там интересы Дмитрия Суздальского. На близкие отношения этих князей указывает и отмеченное летописью участие Ивана Белозерца в торжествах по случаю восшествия Дмитрия Суздальского на великокняжеский стол. Он раньше других узнал о сближении Москвы с Мамаем и предложил разгневанному хану отнять великое княжение Владимирское у Дмитрия Московского и передать Дмитрию Суздальскому. В итоге именно ему хан и поручил отвезти ярлык в Суздаль.
При такой версии событий становится понятным небольшая численность «эскорта». Это не многочисленная свита посла, представлявшего самого хана, а всего лишь охрана ханского гонца. Зная о том, каким опасностям подвергаются русские князья, путешествующие по степям в это тревожное время, Иван Белозерец попросил хана выделить ему отряд сопровождения. И в этом порученцу не было отказано.
Все эти новшества в русско-ордынских отношениях привлекли пристальное внимание летописца. В своем сообщении, краткости которого могли бы позавидовать и древние спартанцы, он сумел не только назвать факт, но и одним легким штрихом дать ему эмоциональную оценку. Этот штрих – численность эскорта. Столь малая численность сопровождения свидетельствует о низком статусе того, кого оно сопровождает. Но не только.
Числа в летописи и вообще в духовном пространстве средневековой Руси имели символическое значение (173, 30). Число «тридцать» в христианском сознании однозначно ассоциируется с образом Иуды, предавшего Христа за тридцать сребреников. С точки зрения Москвы, князь Иван Белозерец, принесший ярлык незаконному претенденту на верховную власть Дмитрию Суздальскому, –