Картины достатка и процветания – добротные, уверенные, не знающие нужды!
Де Вийо вдруг вспомнил чаяния, с которыми ехал сюда, и рассмеялся. Кому он здесь нужен?! Он – мелкий придорожный камешек, волей случая влетевший в коловорот этих величавых, власть имущих колёс. Они могут либо раздробить, либо выкинуть обратно на обочину, и нужно очень резво прыгать между спицами, чтобы протащиться вместе ними хоть немного по ухабам Жизни… Но чтобы прыгалось, надо, чтобы и колёса вращались, а это бургундское колесо, кажется, решило притормозить. Да и верно: зачем ему нестись куда-то, когда и так всё хорошо…
С досадой выплеснув недопитую воду, де Вийо пошёл на кухню заесть огорчение чем-нибудь пристойным, и там хотя бы не остался разочарованным.
Он прекрасно проводил время, чередуя зажаренную оленину с бургундским и расплачиваясь за угощение остроумно-живописными рассказами о чудесной Деве, когда его отыскал посланный епископом слуга.
– Мы уедем рано утром, Вийо, – сообщил Кошон, с опаской поглядывая через окно на небо. – Кажется, непогода отступила, и обратный путь будет более спокойным. Но дело, которое я вам поручу, может вызвать настоящую бурю. И если вы будете неосмотрительны, или употребите во зло то доверие, которым почтил вас герцог Филипп, первая же молния этой бури ударит по вашей голове.
Конюший напрягся.
– Его светлость даёт мне поручение?
– Много больше, сударь! Он доверяет вам тайну, которую нельзя доверить ни бумаге, ни обычному гонцу! Вы передадите её – но только от моего имени – господину Ла Тремую и…
Кошон замялся, с некоторым сомнением глядя в загоревшиеся азартом глаза де Вийо.
– И что?
– И далее будете молчать о ней даже под пытками!
Де Вийо мгновенно упал перед епископом на колени.
– Я готов сейчас же принести любую клятву его светлости! Герцог не пожалеет о своём доверии!
– Я знаю. Поэтому и рекомендовал вас, – важно кивнул Кошон.
А про себя вспомнил брезгливо поморщившегося герцога и свой последний аргумент в пользу этого гонца, убедивший Филиппа больше всех других: «В крайнем случае, ваша светлость, де Вийо можно и пожертвовать. Не самая великая потеря…».
ПАРИЖ
(май 1429 года)
– Какого чёрта!!! Какого чёрта вы ушли не дав сражения, Саффолк!!!
Красное от крика, свирепое лицо герцога Бэдфордского пугало больше, чем его гнев и методичные удары кулаком о стол, на котором при каждом ударе жалобно позвякивали серебряный кувшин и кубок, пустые после того, как герцог залпом выпил содержимое каждого.
– Вы что – не понимаете, чем это грозит нам вообще, и мне, как регенту, в частности?! Не вы, милорд, станете оправдываться перед парламентом! И не ваше имя будет оплёвано потомками, когда им придёт в голову вспомнить