Спасенные дневники и личные записи. Самое полное издание. Лаврентий Берия

Тарасович! Ваши сомнения вполне законны. Я вам всё, что могу объяснить и хочу объяснить, объясню. А уж там решайте сами, верить мне или нет и сотрудничать со мной или нет. Причём сотрудничество наше, предупрежу вас сразу, будет кратким. Сейчас я покажу вам сами дневники, точнее часть их. Дело в том, что оригинал представлял собой очень толстую стопку отдельных листов. Полная фотокопия, естественно, ещё толще. Поэтому я привёз вам не всё, но, думаю, этого хватит. Надеюсь, вы достаточно знакомы с почерком Лаврентия Павловича, чтобы убедиться, что почерк автора дневников похож на бериевский. Конечно, вы не графолог, но это вам хоть какая-то дополнительная гарантия. Вы просмотрите эти листы, а затем я передам вам электронную копию дневников.

      – Отсканированную? – тут же спросил я.

      – Нет, просто набранный текст.

      – А кто его набирал?

      – Это для вас не должно быть важно. Я не могу сказать вам много, но сообщу, что мы, – это «мы» я сразу же отметил и взял на заметку, – не имеем возможности передать вам насовсем ни фотокопию, ни ксерокопию, ни скан фотокопии. Вы увидите, что там есть пометки, архивные легенды и прочие приметы, которые могут стать существенными для чрезмерно любопытных субъектов. А нам это ни к чему.

      – То есть вы, как я понимаю, имеете или имели доступ к очень закрытым архивам? – предположил я.

      – Имели, – сухо ответил «Павел Лаврентьевич».

      И вот тут я почему-то подумал, что он, возможно, не врёт. Вполне могли быть люди, которые относились к Берии лояльно, имели доступ к изъятым у него бумагам и предприняли шаги по их копированию на случай уничтожения хрущёвцами или другими подлецами.

      – А оригиналы сейчас где-то имеются? – спросил я.

      – Этого я вам тоже сказать не могу. Кстати, я не могу вам и гарантировать, что вы получите полные дневники. Там имеются большие лакуны в целые месяцы. Возможно, он просто забрасывал на это время дневник, возможно часть листов была уничтожена. А кое-что мы просто не успели переснять.

      Мой собеседник был стар, и я задал естественный вопрос:

      – А вы лично были знакомы с Лаврентием Павловичем?

      – Ну, говорить о знакомстве я не могу, но я знал его немного лично, а кое с кем из тех, кто знал его хорошо, я был знаком.

      Сказав это, «Павел Лаврентьевич» внимательно посмотрел на меня и прибавил:

      – Берия был не просто ярким и талантливым человеком, но был разносторонне талантливым человеком. И при этом – хорошим человеком.

      «Павел Лаврентьевич» помолчал, потом спросил:

      – Вы помните, кто это сказал и о ком? – и продекламировал: – «Он к товарищам милел людскою лаской, он к врагам вставал железа твёрже»?

      – Помню… Маяковский о Ленине.

      – Так вот, я бы не сказал, что Лаврентий Павлович был ласков к людям. Но он был к ним внимателен и искренне был заинтересован в том, чтобы людям, которые честно делают своё дело, было хорошо.

      «Павел Лаврентьевич» вздохнул.

      Затем открыл портфель и протянул мне первую стопку не новой фотобумаги. Я начал её просматривать