Ко всему прочему, ему что-то сдавливало грудную клетку. Больно не было – скорее, дискомфортно. И страшно стало только теперь, когда он обратил на это внимание. Тиме подумалось, что в их квартиру кто-то проник и привязал его к кровати, и именно верёвка ограничивала телодвижения. Но разве способна она препятствовать поворотам головой или шевелению пальцами? К сожалению, для Тимы не представлялось возможным осмотреть своё тело, и оттого, что он оставался в неведении, страх становился сильнее.
Он решил, что стоило бы позвать маму или папу – пусть они помогут ему, пусть объяснят, в чём дело, – но не мог разжать губы. А если тот, кто находится в комнате, расправился с его родителями, накрепко привязал Тиму к кровати и склеил ему губы каким-нибудь суперклеем?
От осознания беспомощности, совершенно не владея ситуацией, Тима задышал глубоко и быстро. Шли минуты, десятки минут, но ничего не менялось и ничего не происходило. И страх никуда не девался, а только разрастался, подпитываемый гнетущими мыслями.
Он вдруг уловил взглядом какое-то движение: это, как оказалось, медленно отворялась дверь в спальню. И совсем скоро между дверью и косяком образовался небольшой, примерно четырёхдюймовый, зазор. И через него, как Тиме показалось, кто-то подглядывал за ним, кто-то смотрел, не моргая, своими неправильной формы, какими-то полуовальными и слишком большими для человека, глазами. Подглядывающий словно чего-то ждал от мальчишки. Он походил на безумного врача из разного рода пугающих историй, который сотворил с пациентом нечто ужасающее: быть может, ввёл в его организм некую вызывающую крайне стремительные мутации инъекцию, над которой работал годами, и теперь ждёт, когда тело того раздуется, запузырится, сквозь сухожилия, мышцы и кожу прорежутся органические отростки, каждый из которых заживёт своей жизнью, но всё же будет зависим от тела носителя, и тогда зародится новая форма жизни.
Глаза, огромные нечеловеческие глаза. А может, они существуют сами по себе – просто висят в воздухе и никому не принадлежат?
Но внезапно всё прекратилось. Тима всё ещё тяжело дышал, однако контроль над собственным телом вернулся, в комнате стало чуточку светлее – теперь возможно было разглядеть контуры мебели и стоящего на столе монитора, – а дверь оказалась плотно закрытой. И никаких посторонних звуков, никаких глаз.
Приподнявшись в постели, Тима скинул с себя одеяло, и прохладный воздух окутал его покрытое испариной тело. Ощупал грудную клетку и ноги и, убедившись, что всё в порядке, улёгся на бок, лицом к стене, натянув одеяло до самых ноздрей. Вновь уснуть ему удалось ещё нескоро.
В школу он пошёл невыспавшимся и разбитым, но, имея привычку умалчивать о своих проблемах (в особенности перед сверстниками), старался не подавать виду. На уроках, правда, его то и дело окликали учителя,