– Слишком медленно, – бросил он, ничуть не запыхавшись. – Что с вами сегодня такое? Устали?
Это уже была не привычная шутка, которыми они привыкли фехтовать так же часто и с не меньшим удовольствием, так что Аластор поморщился и откровенно признался:
– Нет настроения, простите. Да, я знаю, что противник не будет ждать, пока оно появится…
– Неужели вы и правда считаете меня брюзгливым старикашкой? – изумился д’Альбрэ. – Разницу между куражом и честным старанием мы давно выяснили, как мне казалось.
О да, еще в первый год. И Аластор вряд ли забудет, как до темноты в глазах ненавидел надменного фраганца, не принимающего в качестве оправдания никаких причин. Для слабости не может быть извинений! У вас дурное настроение, юноша? Пробегите разок вокруг усадьбы, а лучше – три раза. Либо ваше настроение исправится, либо для него появится более веское основание.
А потом злого, но уже измученного Аластора ждали ненавистные «танцы», как месьор называл тренировку на вкопанных в землю чурбачках разной высоты. Каждый день и не меньше часа! Сначала по ним приходилось бегать и прыгать, а потом, едва Аластор научился не падать с лично Барготом придуманных деревяшек, месьор коварно велел заменить их другими – потоньше! Вдобавок на некоторые чурбачки были положены круглые деревянные брусья, по которым тоже пришлось бегать, и ладно бы – прибитые, но они выскальзывали из-под ноги, как живые! Аластор, ругаясь, спрыгивал вниз, и это означало, что все упражнение следует проходить заново. Ну и, разумеется, потом к «пляскам» на чурбачках добавилось фехтование на них же. Нет, будь это игрой, она, пожалуй, показалась бы забавной. Но ведь не каждый день, да еще когда ноги трясутся от трех пробежек вокруг усадьбы, которые незаметно превратились в пять, потом в десять…
Когда в этом году месьор поздравил его с днем имянаречения, снисходительно «разрешив» по такому поводу пробежать полтора десятка раз, Аластор от возмущения даже не нашел, что сказать, хотя в чем занятия с фраганцем точно пошли ему на пользу, так это в умении не лезть за словом в карман. Остроты д’Альбрэ обожал и оценивал очень своеобразно: чем достойнее Аластору удавалось ответить на его вечные подначки, тем дороже приходилось расплачиваться за это на тренировке – игра, в которую они оба втянулись с азартом!
А полтора десятка кругов он тогда пробежал еще до праздничного завтрака, и, хотя рубашка промокла, дыхание осталось почти спокойным, так что месьор одобрительно кивнул и похвалил, сообщив, что теперь Аластор может спокойно выбирать, догонять ему будущего противника или спасаться от него бегством самому – и то и другое должно быть успешным. И почему он казался