– Это ночь цветущих вишен, а не вощеного паркета, – мурлыкнул он. – Большинство забыло ее истинный смысл, но вы поймете его сердцем, а не рассудком. Сегодня можно все. Почти все, – поправился он, снова лукаво блеснув горящими углями глаз. – Не бойтесь нарушить этикет, Айлин, сегодня он обязан уступить дорогу более древним правилам. Итак, вы позволите?
С бешено колотящимся сердцем Айлин вложила свою ладонь в его, мимолетно поразившись, какой маленькой она показалась в руке Роверстана. Ледяной волной обрушился страх – Айлин поняла, что забыла, как танцевать. Вот совсем забыла! Ни одной фигуры!
Магистр едва заметно улыбнулся, не насмешливо, а ободряюще. И шепнул:
– Слушайте свое сердце, Айлин. Музыка рождается именно в нем.
Он шагнул, становясь в первую фигуру, и Айлин последовала за ним, борясь с желанием зажмуриться и не веря в то, что происходит. Она танцует с Дунканом Роверстаном! Пусть не с тем, с кем мечтала, зато с воплощенной мечтой многих других. И он сам пригласил ее…
Фигуры паэраны вдруг ожили в ее памяти так ясно, словно никуда и не пропадали, а ликующий смех скрипки и томный сладкий плач виолончели, сливаясь и смешиваясь, повели Айлин куда-то далеко и ввысь, к самому небу, пахнущему вишнями и счастьем. Шаг-шаг, поворот, шаг – и поворот снова!
Лицо Роверстана было совсем близко, и Айлин видела пьяный азарт в его глазах, шальной, как у мальчишки, совсем непохожий на неизменную рассудительность магистра. Вторая рука мужчины обвила ее талию, и Айлин, кружась, чувствовала, как шелковый подол платья, едва поспевая за ее движениями, скользит по тончайшим шелковым же чулкам, отчего по коже бегут мурашки от шеи до самых кончиков пальцев на ногах, а внизу живота сворачивается тугим комком что-то сладкое и странное. Шаг, шаг… поворот?
Взмыла вверх, к самым звездам, восхищенная скрипка, и, вместо того чтобы придержать кружащуюся Айлин, магистр подхватил ее за талию и переставил на эту пару шагов. Чудом не взвизгнув, Айлин возмущенно и пораженно уставилась в смеющееся лицо Роверстана.
– Вы никогда не танцевали паэрану по-итлийски? – весело спросил он. – Какое упущение. Дорвенантский вариант гораздо скучнее. Паэрану создали в Итлии… – Говоря, он не переставал вести Айлин в танце, и она следовала, покоренная, очарованная и трепещущая при смутной мысли, что это не последний поворот. – И там она настоящая, какой и должна быть. Танец горячих сердец. И не менее горячих тел, разумеется.
Он снова взял ладонь Айлин и, ловко используя очередную фигуру, поднес к губам, выказывая как полное пренебрежение этикетом танца, так и не менее полное, восхитительное владение его рисунком. Этот жест казался настолько правильным и уместным! Айлин, пылая щеками, позволила и, когда очередной тур закончился поворотом и сильные руки магистра снова подхватили ее легко, как перышко, сдержалась и даже не ахнула – только глубоко, всей грудью вдохнула сладкий воздух, напоенный цветущими вишнями, ароматом сандала, душистого табака и чего-то