Я тяжело вздыхаю, чувствуя сегодня утомление сильнее, чем обычно.
– Вот он – тот голос поддержки, которого мне не хватало все выходные, – ехидно отвечаю я. – И к слову: я по-прежнему быстрее всех остальных.
Уилл сурово смотрит на меня ярко-голубыми глазами.
– В данный момент я не тренирую «всех остальных». Я тренирую тебя и хочу знать, почему ты прихрамываешь.
Его глаза прищурены, а взгляд непреклонен. Он уже уверен, что я бегала без его разрешения, и я не собираюсь сообщать ему, что он прав.
– Утром я разбила банку и порезала ногу.
Он смотрит на упомянутую ногу так, словно у него рентгеновское зрение.
– Дай мне взглянуть.
Я закатываю глаза, направляясь к скамейке, и задаюсь вопросом, что им движет: беспокойство или недоверие. Затем я снимаю кроссовку и носок и представляю ему на обозрение свою пятку, нетерпеливо подергивая стопой. Повязка на ней пропиталась кровью.
– Счастлив?
Он бросает на меня хмурый взгляд, а затем подходит ближе, хватает меня за лодыжку, приподнимая стопу, и сдвигает бинт в сторону.
– Оливия, ты должна сходить в медпункт. Здесь нужен шов.
– Все будет в порядке. – Я пожимаю плечами. – Мне просто нужен денек, и все заживет.
Уилл внимательнее осматривает мою стопу.
– Почему твоя нога вся изрезана?
– Она не изрезана. – Я выдергиваю ногу из его хватки, и он издает измученный стон.
– Тебе обязательно все время спорить? У меня есть глаза, и я знаю, как выглядят шрамы. Ты что, каждый день ходишь по битому стеклу?
Этот разговор ни к чему хорошему не приведет. Мне придется выдать либо серию причудливой лжи, либо – что еще хуже – правду.
– Ты в самом деле рассчитываешь на ответ?
– Нет, – он скрещивает руки на груди, как делает всякий раз, когда собирается прочитать мне нотацию, – но я в самом деле рассчитываю, что ты сходишь в медпункт.
Я качаю головой. Я ни за что не смогу ответить на кучу закономерных вопросов врача, которые обязательно возникнут. В лучшем случае меня отправят на какую-нибудь программу для тех, у кого склонность к самоповреждению.
– Хотя у тебя за плечами, несомненно, годы медицинской подготовки, пожалуй, я пас.
Всего на мгновение по его лицу пробегает печаль. Понятия не имею почему, но теперь я жалею, что вообще ему ответила.
– Иди прими душ и подожди в моем кабинете, – вздыхает Уилл.
Я застываю на месте. Неужели я зашла слишком далеко в своем упрямстве? Он сделает мне выговор за то, что я не следовала его указаниям, или, может, меня вообще вот-вот выгонят из команды? Оба варианта возможны. Я отказалась выполнить то, о чем он просил. Я бегала тогда, когда он велел мне этого не делать. Меня предупреждали, что не потерпят моего агрессивного поведения, а я чуть не сломала трахею товарищу по команде. Я, конечно, предполагала, что в конце концов потеряю стипендию, но все-таки рассчитывала, что мое исключение будет более фееричным.