Не каждый год стая пеликанов из далекой Африки на пути к кипящим от рыбы лесным рекам и протокам Уссурийской тайги может выдержать длительный перелет; зачастую ослабевшие птицы поворачивают назад, не достигнув и середины пути. Заветной цели достигают две-три пары, но это самые упрямые, голодные и агрессивные особи!
Клекот повторился, а вслед за ним послышались и чьи-то осторожные шаги. Такие шаги могли бы принадлежать медведю-трехлетке, крадущемуся на задних лапах. Видимо, голодный хищник решил напасть на обессилевшую птицу.
Мне стало жаль одинокого потерянного пеликана.
Вступить в схватку с молодым медведем, и даже заломать косолапого я могу один, голыми руками. А потому, чтобы отвлечь медведя на себя и спугнуть пернатого рыболова, я затопал ногами и зашумел ветками! Однако результат оказался прямо противоположным: и клекот стал громче, и шаги ближе… а еще через мгновение в мою грудь неожиданно уперлась чья-то огромная рогатина!
К счастью, в нападавшем с рогатиной я узнал местного егеря и тигролова Потапыча! Вот за поступь крадущегося медведя вкупе с недюжинной силой охотники Потапычем его в тайге и прозвали. Это он на весь лес свистел в рожок-манок, который и подражал клекоту африканского пеликана.
Как оказалось, бесстрашному тигролову необходимо было изловить хозяина тайги – уссурийского тигра. А единственная возможность приблизиться в тайге к свирепому полосатому хищнику на расстояние рогатины – голос этой крупной водоплавающей птицы. Слушая клекот пеликана, уссурийский тигр закрывает глаза, затыкает лапами уши, качает головой и благоговейно замирает, не замечая, что происходит вокруг него. В это время он не опаснее домашнего кота, свалившегося в кадку с медовухой, и любой охотник может брать этого пеликаномана голыми руками.
Так как мы с Потапычем давние друзья, я предложил ему помощь в поимке тигра, он, конечно же, согласился, и мы двинулись в путь.
Неожиданно, прямо перед нами, из кустов орешника раздался звериный храп! Взяв каждый свое оружие наперевес, мы устремились в сторону "лёжки"! "Зверем" оказался уже знакомый мне по схватке с медведями-шатунами конь. Видимо, этот конь устал от бешеной скачки по лесу и прилег отдохнуть. Животное меня сразу узнало. А так как дорога предстояла неблизкая, мы сели на этого коня и продолжили путь верхом. Егерь с рогатиной в руке управлял конем, я же, сидя к нему спиной, с ружьем прикрывал тыл. Мы шли мелкой рысью по звериным тропам.
Часа через три тропа пошла круто вверх, и после недолгого подъема мы оказались на вершине утеса. Под нами, в широкой лесной протоке, косяками безмятежно нерестились тучные таймени, и было их так густо, что отдельным особям приходилось нереститься стоя.
Мы были зачарованы