⠀
Крепкий турецкий кофе в крошечной чашечке окутывал приятным ароматом. Я прекрасно помнила все события, из-за которых за восемь месяцев до этой самой чашечки кофе перестала чувствовать вкусы и запахи. Но эти воспоминания больше не были для меня болезненными. Просто факты, не вызывающие никакой реакции.
Я вспоминала, как после обета молчания, который закончился целую вечность, а точнее, пять месяцев назад, я неожиданно как будто заново начала различать тончайшие нотки вкусов и ароматов.
На блюдце рядом с чашкой лежало миндальное пирожное. И это было очень хорошим знаком. Ведь именно такие пирожные-печенья мы когда-то покупали с прадедом в маленькой кондитерской на первом этаже нашего дома.
Помню, как прадед в рубашке и галстуке, статный, высокий и такой красивый в свои почти девяносто, держал меня за руку и низким глубоким голосом говорил:
– Добрый день! Нам, пожалуйста, миндальное пирожное.
Продавщица заворачивала угощение в белую бумагу и протягивала прадеду драгоценный сверток. А дома мы заваривали чай, наливали его в небольшие чашечки из тонкого фарфора. Разворачивали бумагу и, отламывая по маленькому кусочку, наслаждались печеньем, мягким внутри, но с хрустящей корочкой снаружи.
Приятные воспоминания кружили голову, улыбка не сходила с лица. Я возвращалась домой из тибетского монастыря. Путь из Катманду в Петербург лежал через Стамбул. Помню, что у меня остались очень приятные ощущения от стамбульского аэропорта. Я тогда подумала, что вернусь в него еще много раз. Так и произошло.
Последние десять лет я летаю через Стамбул постоянно и каждый раз вспоминаю тот самый перелет, который стал началом новой жизни…
БЛАГОДАРНОСТИ
От всей души благодарю Мир и Стихии за вдохновение!
Благодарю моих родителей, бабушек, дедушку, прабабушку и прадедушку за любовь, которая всегда со мной!
Благодарю моих близких за поддержку, понимание и душевное тепло!
Благодарю всех замечательных людей, которые помогли появлению этой книги!
Благодарю моих читателей за доверие и возможность делиться знаниями!
Во благо!
Пролог
– Слушай, я нашел выход. Ты летишь в Непал.
Димкин голос звучал в моей телефонной трубке, как с другой планеты. Я совершенно не понимала, о чем он говорит и какое отношение его слова имеют ко мне. Какой Непал? Куда я лечу? Зачем? Но закадычный друг детства умел говорить напористо, горячо и уверенно. Ему отчаянно хотелось мне помочь, и, найдя решение, Димка торопился со мной поделиться.
– Да, в Непал! Что ты молчишь? Я знаю, это именно то, что тебе сейчас нужно. Я только что говорил с коллегой, он оттуда родом. Он рассказал мне, что, когда у людей случается такое горе, как у тебя, они уезжают на месяц-два в монастырь. И возвращаются оттуда как новенькие! Решайся!
С того дня, когда вся моя жизнь покатилась под откос, прошло уже несколько месяцев. Все это время я тщетно пыталась выбраться на поверхность из черной бездонной ямы, в которую упала. Ничего не получалось. Сердце болело, но врачи только разводили руками: «Мы не можем ничего сделать, вы абсолютно здоровы. Лекарства тут не помогут, медицина бессильна». А у меня было такое чувство, как будто мое сердце и впрямь разбилось – буквально, безо всяких метафор – раскололось на тысячу маленьких осколков, и каждый из них теперь впивался в мою душу изнутри, не давая мне дышать.
– Я уже обо всем договорился, тебя там встретят, отвезут и найдут жилье, – продолжал Димка. – Все будет хорошо! Это железобетонно!
Я попыталась улыбнуться, услышав наше с ним кодовое словечко из детства. Я была рада Димкиному звонку. Но улыбаться у меня не получалось, как я ни старалась.
Впрочем, Димкина идея бросить все и рвануть в монастырь показалась мне на тот момент не такой уж сумасбродной. Терять мне уже было совершенно нечего, и любые перемены были лучше, чем ничего. Почему бы и не отправиться в тибетский монастырь на другом краю света и не пожить там немного, приняв обет молчания? Все остальные варианты спасения себя я уже перепробовала, ничего не помогало. Оставалось последнее – прыжок веры.
Через неделю я сидела в зале вылета аэропорта Пулково и смотрела на табло в ожидании рейса в Стамбул, а оттуда в Катманду. За огромными стеклами-витринами было видно, как взлетали в серое питерское небо самолеты. Тоже серые. Впрочем, последнее время вся моя жизнь была окрашена в этот цвет, без каких-либо цветовых нюансов. Серое небо, бесцветные люди, безвкусная еда, серая беспросветная жизнь…
Глава 1
Монастырь, в котором мне предстояло провести несколько месяцев, учась жить заново, оказался мужским. Мне нельзя было оставаться там на ночь, и друзья нашли мне жилье в ближайшей деревне. Местное