Откровение. Олег Вялов

очно так же, как пижаму стоит носить только в хорошо прогретых помещениях, а выходить в ней на улицу, особенно зимой, нецелесообразно. Это понятно, Виктор Павлович, я с вами согласен. И все же вы не учитываете, так называемого, человеческого фактора. А также других, возможно, личных причин.

      Скажите, к чему насилие? Мне вывернули руки, и я был совершенным кузнечиком, бледно-зеленым и с полосатым брюшком. Ваши ребята крепкие, быстро уложили меня на землю, и все безвозвратно смешалось – то ли звездное небо, то ли зубы летят, то ли бабочки, а один схватил пинцет, серебристый, прямо с крыши, и чиркнул мне по животу, и лежу я на липкой кушетке, и желтое в лицо светит. Нужно ли это, Виктор Павлович? А дальше хуже: бритоголовый перевесил меня так, чтобы удары приходились точно между лопаток. Я кричал, звал на помощь, но по итогу выходила какая-то нелепица, и никто, кажется, меня не понимал. Стоит ли наказывать человека так необдуманно? Это глупо, Виктор Павлович. Поэтому мне придется объяснить все – от и до.

      Как вы уже знаете, у меня есть жена, и некоторое время назад выяснилось, что она серьезно больна. Самым страшным оказалось то, что ей даже нравилось быть нездоровой, отекшей, опухшей. Все оправдывала своим ненормальным аппетитом, который якобы – «признак здоровья». Конечно, я был уверен, что набранная масса стала причиной каких-нибудь кровяных сгустков или нервных зажимов, и теперь ее мозг работает неправильно. Тем не менее, она легко соглашалась ходить по врачам, мило беседовала с ними, даже расспрашивала. Я почти успокоился, но однажды один усатый, с квадратной головой, довольно улыбнулся и поздравил нас – мол, как хорошо, что вы смертельно больны! Представляете, Виктор Павлович? Наверное, это ваш профессиональный юмор, но иногда он совсем неуместен.

      Ситуация ухудшалась, жена становилась все менее подвижна, лежала в кровати и беспомощно шевелила конечностями, как жук. Даже лицо подверглось странной деформации – на смену приятной, едва уловимой остроте пришла расплывчатость, крупный жирный нос. Я часами смотрел на нее, а она хихикала, иногда вскакивала, чтобы развесить белье, потом лезла целоваться и, кажется, совсем себя не контролировала. Врачи как будто медлили с решением или просто боялись озвучить настоящий диагноз. В общем, Виктор Павлович, я был окончательно разбит. Тогда жена, видимо, пытаясь меня развеселить, сказала, что, мол, смертельная болезнь, а никак не именуется, надо бы придумать ей название. И она туда же, подумал я! А потом все осознал, и мне захотелось повеситься, Виктор Павлович, или хотя бы убежать.

      Не поймите меня неправильно, я знаю, откуда берутся дети и даже был замешан в их производстве или, правильнее сказать, в имитации производства. Дело совсем в другом – за все время совместной жизни я так и не признался жене в том, что мужчиной только придуриваюсь и на создание себе подобных не способен. А она огорошила. Вот так вот, Виктор Павлович, теперь вы понимаете мое смятение. И откуда в ней взялось это? Какой бациллой занесено? Подцепить подобную заразу, наверное, проще пареной репы – в трамвае, автобусе или просто на улице, от каких-нибудь сомнительных личностей, кашляющих, гриппующих, или вовсе неопознанное небесное тело (метеорит, допустим) плюхнулось в озеро и оттуда разрослось, расплодилось. Меня преследовала тяжелая мысль, что я сделал что-то очень плохое, навредил кому-то, и теперь этот кто-то нашел способ мне отомстить, обернулся живучей бациллой и использует мою жену как средство для осуществления злобного замысла.