Глава четвертая
Наступила ночь.
Бой продолжается. Войска в тылу спугнуло с постоев. Солдаты шатаются по деревенским улицам, собираются кучками, примолкшие, унылые. Спать никто не собирается.
Горизонт весь в пылающих белесых разводах – вот оно, волшебство, обратившее всё вокруг в тупое мучение. Фон сцены, на которой играют призраки.
В иных деревнях зрители становятся актерами. Посыльные пробегают трусцой, с хриплыми криками огибая кучки любопытных, кричат во все стороны. И вот муравейник начинает гудеть.
«Приготовиться к выступлению!»
Приказ прежде всего предназначен пехоте. Даже малейший шепот сдавлен этим приказом. Ругаются только про себя. Молча идут в свои землянки, берут винтовки, патронташи, каски. Спустя пару минут роты построены. В безмолвии начинается выступление.
Молчаливы офицеры во главе колонн, молчат унтер-офицеры по правому краю, молчит вся собранная рать.
Иллюзий нет. Смысла нет, вообще никакого смысла даже представлять себе следующий час или тем более следующее утро. Из каждой тысячи человек, бредущих через дорогу, половина знает, что к утру их размолотят обстрелом и перебьют. Но об этом не думают. Команда «Рота, шагом марш!» освобождает от личной ответственности.
Вдали полыхает высота. Приказ гласит: ее нужно занять!
Вдали кричат их собратья. Приказ гласит: им нужно помочь.
Вверху на высоте прорвался противник. Приказ гласит: его нужно отбросить.
Приказ. Он – всё.
Тускло и уныло колонны карабкаются вверх, в каком-то полусне.
Смысл приказа яснеет, лишь когда попадаются идущие сверху встречные колонны.
Мимо мчится машина с развевающимся брезентом, по обе стороны – красные кресты. Множество машин: десять, двадцать подряд.
Машины осторожно протискиваются сквозь толпу.
Когда они скрываются, под одним из деревьев у дороги остается лежать безжизненное тело. Его оставили, так как везти его в тыл бессмысленно, оно только заняло бы место.
А дальше…
Дальше, уже в пределах досягаемости вражеской артиллерии, всё кишит ранеными.
Сюда не добраться машинам, врачей нет, поэтому важно суметь самому себе помочь.
Один тащится за другим.
Оружие брошено, за поясным ремнем продета дубина вместо костыля. «Просто домой», «просто подальше из этого дерьма», «домой», «домой», «домой»!
И лучше уж ползти на четвереньках, чем оставаться лежать здесь.
Колонны растягиваются всё дальше к фронту.
Появляется