плохо обучаемый ребёнок. Благодаря всем своим бедам я
выросла достаточно боевой девочкой, готовой дать отпор
даже свои родителям. Причём нельзя научить очень быстро
человека тому, чему не учил его пятнадцать лет.
Моя цель была очень проста, дотянуть до
совершеннолетия, а потом с чистой совестью бежать от
родни. Знала, что так просто они меня не отпустят, но
вздохнуть с облегчением если я избавлю их сама от своей
ноши. Официально они меня женить смогут только с
семнадцати лет, с обоюдного согласия семейств. Так что
время для составления идеального плана у меня ещё есть.
Правда в какие то моменты мне казалось, что они готовы
меня сбагрить не официально. Так что всяких женихов я
отгоняла со страшной силой, а манеры не поддавались
моему запоминанию. Благо и женихов то было не так много.
Мало кому захочется отдавать своего сына за пустышку. И с
каждым днём я становилась все уверение в себе, пока в
один миг все не рухнуло.
Это случилось примерно через девять месяцев после
радостного события в моей жизни, и нет это не рождение
ребёнка, слава духам. Несмотря на родителей, после
отъезда сестры мне стало проще жить, ведь вместе с ней и
враг мой укатил в закат, в смысле в академию. Но король
нашего прекрасного королевства, будь он не ладен, решил,
что ему срочно нужно снабдить своё новое войско всеми
необходимыми амулетами и ещё создать новые, которые
родились идеей в его пустой голове. И для этого ему
конечно же нужен Морен Гранд. И не просто поработать у
себя в кабинетах, а заниматься всеми разработками
непосредственно во дворце, ведь все так секретно.
Естественно семья может переехать вместе с ним. И если
мать была на седьмом небе от счастья, то меня грызло
желание облазить там все и напакасничать всему
королевству. Но отцу было слишком стыдно брать в столь
высоченный круг людей, такое отродье как я. У нас с ним
были тяжёлые отношения. Матери, как хозяйки очага,
приходилось хоть как обо мне заботится. Снабжать меня
одеждой, даже если это было то, что выкидывала Мара.
Или обучать меня манерам, следить чтоб я не уходила
далеко от дома и не позорила их, хотя у неё это редко
получалось. И все это она делала с отстраненным лицом
неотражающим эмоций ко мне. То отец же со мной вообще
не разговаривал, и смотрел так словно я облила его говном.
И наверное не было бы так больно, если бы каждый раз не
всплывало воспоминание из пятилетнего возраста. Одно
единственное воспоминание, где отец на меня смотрит с
любовью.
И стали они искать уголок куда меня пристроить. Конечно
же ни один из наших многоуважаемых родственников не
захотел меня приютить.