Я отмираю и бросаюсь прочь.
…До сих пор стыдно за тот момент, но что было, то было. Ноги сами уносили от ужасного места, а в голове стучало: бежать, пока меня не увидели! Не знаю, успела бы я скрыться, может, тираннозавр, или как его там, утихомирился бы, а может, счёл бы добычу мелковатой и ринулся бы на поиски жратвы посущественнее… Меня остановил отчаянный вопль:
– Ма-а-а! Мама-а!
И я узнала Сонькин голос.
Этого не может быть. От ужаса я выпускаю из рук поводок. Соня? Без раздумий разворачиваюсь, на ходу поудобнее перехватывая копьецо. Держись, зая, только держись! Я с тобой! И надо бы вспомнить, что дочке здесь делать нечего, что она дома, с Машкой, но сейчас за меня думают бегущие ноги и извечный материнский инстинкт.
– Ма-а-а!..
Крик обрывается с булькающим звуком, и я готова завыть в ответ. Не смей умирать, доча! А ты, сволочь, отпусти её!
Опаньки! Как же удачно ты развернулся боком!..
Ухватив покрепче прут, с размаху всаживаю в пятнистое брюхо. Ящер вздымается и ревёт дурным голосом, выронив из пасти добычу; увязшая глубоко железяка выдёргивается из моих рук и уносится вверх. Мелькает белая тень. Нора, моя добрейшая псина, повисла на боку хищника, тот пытается цапануть её зубами, но не достаёт. С копьём, бесполезно торчащем в брюхе, он похож на недоколотую бабочку, сбежавшую от энтомолога. Эх, завалю!
Отскочив для разбега, тараню толстую заднюю лапу: всем телом, всем своими лишними килограммами, из-за которых полжизни мучилась и что сейчас пришлись так кстати. Инерция плюс масса тела – это мощно.
Потому что, хоть ты и хищник в три тонны живого веса, но ежели ты прямоходящий и в бедре у тебя арбалетный болт, а в животе копьё, и при этом коленку подсекает со всей дури крепкая баба… Тут тебе и навернуться. Хотя бы от неожиданности.
Как я успела отскочить и он меня не раздавил? Вообще никого из нас не раздавил?
Как получилась, что копьё ударилось в мостовую не под острым углом, а под прямым, и дурак ящер завалился, насаживая сам себя? Не спрашивайте. Я не отвечу. Просто свезло. Помню только: схватила бездыханную девочку под плечи, Нора вцепилась в её кольчужный рукав, и мы рванули… едва успев. Огромная пасть клацнула зубами уже в пустоту.
…Он ещё пытался подняться, скособочившись, и даже сделал пару шатких шагов в нашу сторону, а затем рухнул. Меж зубов замер сизый язык. Оцепенели крошечные передние лапы. Ядовито-жёлтые глаза с вертикальными зрачками, в один момент сузившимися в булавочную головку и махом расширившимися, остекленели.
Мир на какой-то миг исчез: остались гул в голове и… кажется, чей-то мокрый тёплый язык, облизывающий мне щёки. Нора, хорошая моя…
«Погоди рыдать, тут где-то раненый ребёнок остался!» – напоминает внутренний голос. Судорожно оглядевшись,