Между тем начался шмон. Заключенных завели в холодную землянку, принуждая раздеваться догола (кстати, когда у одного из вновь прибывших попытались забрать шапку, он захныкал, униженно умоляя оставить ее, но надзиратель безжалостно отнял последнее имущество мальчика и кинул в уже разгоревшийся костер, вызвав тем самым целый град слез), а потом безжалостно заставили новичков окунаться в каком-то ледяном илистом пруду, по поверхности которого скользили водомерки.
Артур (а это был именно он – голубоглазый обладатель смоляных волос) выполнял требования надзирателей почти механически; мыслями юноша все еще находился в Беру с друзьями. Жаль было расставаться с вещами: брюками – подарок Индоласа, кротиными сапогами – забота Тина, удобной сумой через плечо – самодельное изделие Дианы. Каждая вещь напоминала о дарителе, а теперь все оказалось в огне, как, впрочем, и его прошлая жизнь. Однако клипсянин, обычно своевольный, в этот раз не артачился, ибо осознавал всю тщетность сопротивления. Да и потом, его слишком измотал сегодняшний день, суд и длительный перелет в Полидексу, чтобы еще выказывать свой нрав.
Первые впечатления глубже всего западают в душу, а Доргейм просто не мог оставить иных чувств, кроме безысходности. Весь этот мрачный остров посреди болот был пропитан подневольным трудом, недовольством, обидой и даже сам воздух – да-да, влажный и тягучий воздух с тяжелыми ароматами вереска и сырости! – вызывал физическое отвращение. Вид Зловещих топей чрезвычайно расстроил юношу; он догадывался, пока, правда, довольно смутно, что вырваться отсюда – затея не из легких. Сперва надлежало разобраться, что к чему, досконально все изучить, и лишь потом продумывать побег, как посоветовал ему Даниел. Ах, ну почему вокруг столько болот! Почему так уныло и протяжно стонут птицы!..
Его тяжкие размышления прервал надзиратель, грубо сунувший ему в руку новую одежду. Темно-зеленые полосатые безразмерные штаны, жилетка с начесом, черная рубаха с длинными рукавами, серые носки и прохудившиеся сапоги из грубой кожи составляли теперь его нехитрый гардероб. Что ж, в этой одежде ему легче будет затеряться в местных краях. Впрочем, он обманывал самого себя. Отсюда не выбраться.
– Пошевеливайся, – приказал надзиратель и подтолкнул его к выходу из землянки. Клипсянина поселили в северные казармы, которые так и назывались – Северный дол. Это было огромное вытянутое помещение на сваях, напоминавшее гигантский корабль, за давностью лет поросший мхом. На каменном фундаменте кто-то коряво вырезал пессимистичную надпись: «Харошиво дна!» Остряк заменил в слове «дня» одну букву, и получилось пожелание, вполне