Я отвернулся.
– Теперь попробуй.
Я приподнял эту полосу, то есть отлив, поводил рукой, нащупал свернутую бумагу и достал ее.
– Понял?
Я кивнул.
– Ну и… Чтобы никто! Усвоил? Тем более там немец у тебя. Всё, расходимся.
Жиды
Когда на улицу не пускают – плохо. Потому что на улице много дел. Когда выгоняют – тоже плохо. Потому что одному делать на улице нечего. Я заходил к ребятам из класса, но родители их не отпускали. Еще и удивлялись: «А ты не боишься?» Жалко, что самые-самые мои друзья давно уехали с родителями в какую-то эвакуацию.
В общем, я «шлялся», как говорит бабушка. Город был не таким, как перед приходом немцев. Тогда казалось, будто он совсем пустой. А сейчас на улицах были люди. И рынок работал. У некоторых домов стояли немецкие машины и мотоциклы. И даже танкетки. Немцы были везде. Некоторые просто так, а некоторые с оружием. Они были в серой форме. А еще я увидел других, одетых в короткие пальто, с белыми повязками на рукавах. Они шли втроем и с оружием. Самое удивительное, что эти говорили по-русски. Я смотрел на них и не мог понять, кто же они такие.
– Что рот разинул? – спросил один из них.
– Просто так, – ответил я. – А вы за кого?
Он остановился.
– Что значит за кого?
И тогда я задал вопрос, который крутился у меня на языке:
– А вы за наших или за фашистов?
Мне тут же стало ясно, что я сморозил глупость.
Глаза у него были прозрачные, лицо узкое, у́же шеи. А руки оказались очень длинными. Я и не заметил, как он схватил меня за шиворот.
– Вашим капут пришел, понял, недоносок? А ну говори, где твой отец?
Я открыл рот, но вмешался еще один.
– Да отпусти ты этого огрызка. Не наигрался, что ли?
Наверное, он был за старшего, потому что узколицый послушался, но все же больно щелкнул меня по лбу.
Они пошли дальше, но я услышал, как старший бормотал:
– За наших, за ваших… Я лично за себя.
На здании сельхозтехникума прибивали новые вывески на русском и немецком.
На Театральной площади люди толпились вокруг тумбы с объявлениями. Объявления были совсем свежими, и от тумбы еще пахло клейстером. Все читали молча и так же молча уходили.
Объявлений было много. Я стал читать. Все неинтересные: про работу по уборке улиц, про комендантский час, про штрафы и наказания… Я уже хотел уйти, но пришел человек и наклеил еще одно. Я прочитал:
«Приказ № 8
Об ограничении прав жидов.
А) Отвести в одном из кварталов города дома или один многоквартирный дом, в котором могли бы разместиться все проживающие в городе жиды.
Б) Запретить жидам: выходить за город, появляться на базарах в торговые дни, иметь общение с населением…»
Дальше я не стал читать.
Вот здорово! Жид – это кто жидится. Жадничает, значит. Все богачи – жадные. Хорошо, что у нас в стране