Из ряда вон. Евгений Капба

не стала разговаривать со мной, а стала стрелять в меня – и я стал сражаться с полицией! Я невиновен, тысячу раз невиновен, и готов отстаивать своё виденье с оружием в руках, или без оружия – мне всё равно! А? А, деревяшка?

      Ничего не происходило. Эльф кивнул и указал дяде Мише на открывшийся в живой изгороди проход. Старый медвед всё порыкивал и стучал кулаками себе в грудь – его колотило от нервного напряжения. Следующим был Дон. Он просто подошёл к дереву, прислонил к нему обе ладони и сказал:

      – Это была месть. Месть за самых дорогих и любимых мне людей. Я не знал, что там была его семья, но я не жалею, что сделал это. Я хочу умереть – и встретиться с моими любимыми, но не могу покончить с собой – хотя пробовал уже восемнадцать раз. Можно считать – сейчас девятнадцатый.

      Он постоял ещё немного – потом хлопнул по дереву и отошёл, покачав головой. Повинуясь жесту эльфа, он исчез во вновь открывшемся проходе.

      Гай будто в прострации наблюдал за тем, как один за другим к дереву подходили каторжане. Оба новичка-четвёрки рухнули на землю, как и большинство киборгов – из них осталось только двое. После того, как медвежатки остались живы все втроём – Кормак всё больше начинал понимать, что дело вовсе не в справедливости приговора – а во внутренней уверенности в собственной невинности того, кто прикасается к дереву. Что это было за устройство – он не брался гадать. В любом случае – его уверенность проистекала из твёрдых фактов, а потому он мог не волноваться. Они остались вдвоём с Дум-Думом, и чернокожий зумбиец наконец шагнул вперёд.