Швыряю испорченную табачку на землю и, достав новую, сразу подкуриваю.
Вбиваю в лёгкие горький дым, но желанного облегчения так и не получаю. Подставляю разгорячённую морду ночному ветру и делаю новую тягу.
Никотин отказывается усваиваться так же, как и воздух, которым я от чего-то давлюсь в попытке сделать вдох.
С хрена ли мне так паршиво?
"Она плакала…"
И что с того? Никогда не цепляли женские слёзы. Им лишь бы сопли поразмазывать по поводу и без. То побрякушку им не купили, то ласкового слова не сказали. Бабы, блядь.
"Она плакала…"
А мне что? Пусть Настин женишок зализанный её и успокаивает. Сейчас помирятся и в койку.
Зверь взвывает так, что перекрывает даже долбящую из дома музыку. Руки сами сжимаются в кулаки, и я с размаху херачу ими в ближайшую твёрдую поверхность, которой оказывается ни в чём неповинное дерево. Луплю, пока не сдираю кожу с костяшек.
Мотор дробит кости. Дыхание вырывается из грудины короткими хрипами.
Перед глазами встаёт картинка, как этот урод снимает с МОЕЙ идеальной девочки платье и, укладывая её на кровать, нависает сверху.
Снова долблю дерево, пока руки не превращаются в кровавое месиво.
Слышу, как она стонет. Этот звук представляю очень явственно, потому что он впечатался в мои барабанные перепонки.
Под ним…
Ещё десяток остервенелых ударов и хруст костей.
– Дерьмоооо! – реву похлеще своего зверя.
Чувство такое, что сердце не кровь по венам гоняет, а серную кислоту, которая выжигает внутри всё живое.
Упираюсь лбом в острую кору и стараюсь успокоить дыхание, которое с такой силой вырывается из груди, что на хрен это дерево снести способно.
Заставляю себя отлипнуть от своей "боксёрской груши" и размашистым шагом направляюсь не пойми куда, ноги сами несут. Окровавленными пальцами достаю очередную сигарету и с трудом щёлкаю зажигалкой, когда вдруг слышу всхлип. Не знаю, что именно меня тормозит, но в следующий момент я уже направляюсь в сторону звука.
Тело цепенеет, когда взгляд цепляется за хрупкую фигуру в чёрном платье, сидящую на краю бассейна. Золотистые волосы волнами спадают на спину, а худые плечи то и дело вздрагивают. Снова тихий всхлип, и внутри меня разворачивается настоящая буря.
МОЯ девочка плачет.
Из-за меня? Или из-за этого самовлюблённого утырка?
На автомате делаю несколько шагов и кладу руку на дрожащие плечи.
– Настя… – сиплю неожиданно севшим голосом.
Она дёргается и, оборачиваясь, рывком подскакивает на ноги. Успеваю заметить блестящие глаза и мокрые дорожки на щеках, от которых сердце сжимается до минимальных размеров, а внутренний зверь начинает затравленно скулить от боли. А в следующий момент мне прилетает удар прямо в солнечное сплетение.
Сгибаюсь пополам, открываю и закрываю рот, как вытащенная из воды рыба в попытке протолкнуть в лёгкие хоть немного воздуха. Едва мне удаётся