На том мы и попрощались.
Когда я сказала об этом Александру Васильевичу, Мишин папа потеплел лицом и ответил:
– Вот и хорошо, дочка. Будем ждать вместе.
В семье меня приняли с любовью. Да и люди они были хорошие: добрые, приветливые. Я подружилась с Мишиными сестрами и эту дружбу сберегла на всю жизнь. По воскресеньям мы семьей ходили в церковь, и прохожие смотрели на меня с уважением. Я – жена офицера русской армии. Я чувствовала гордость и беспокойство за него. Но верила: все будет хорошо, скоро кончится война, и он вернется ко мне. Все говорили: «К рождеству война кончится». Осталось подождать совсем немного. Настроение у меня менялось ежечасно: то я бродила по дому бесцельно, и мне старались не мешать, то вдруг я понимала, что нужно немедленно пойти в церковь и поставить свечку за здравие, то я подходила к Мишиной старшей сестре Варе и говорила: «Варюша, посиди со мной».
Писем не было долго. Когда от него пришло первое письмо, я боялась его распечатать, я целовала его и носилась, как сумасшедшая, по дому: «Идите сюда скорее. Миша письмо прислал». Наконец, мы все уселись в гостиной за круглым столом. Я присела ближе к изразцовой печи, меня всю трясло. Александр Васильевич раскрыл письмо и начал читать:
«Здравствуйте, родные мои. Пишу это письмо, а перед глазами у меня выплывают из памяти ваши любимые лица и наш дом. Я немного пообвыкся на фронте. Война – это совсем не то, что вы себе представляете. Снаряды, верно, летают, но не так уж густо, и не так уж много людей погибает. Война сейчас вовсе не ужас, да и вообще, – есть ли на свете ужасы? В конце концов, можно себе и из самых пустяков составить ужасное, – дико ужасное. Летит, например, снаряд. Если думать, как он тебя убьет, как ты будешь стонать, ползать, как будешь медленно уходить из жизни, – в самом деле, становится страшно. Если же спокойно, умозрительно глядеть на вещи, то рассуждаешь так: он может убить, верно, но что же делать? – ведь страхом делу не поможешь, – чего же волноваться? Кипеть в собственном страхе, мучиться без мученья? Пока жив – дыши. К чему отравлять жизнь страхом без пользы и без нужды, жизнь, такую короткую и такую непостоянную? Да потом, если думать: „тут смерть, да тут смерть“, – так и совсем страшно будет. Смерть везде, и нигде от нее не спрячешься, ведь и в конце концов все мы должны умереть. И я сейчас думаю: „Я не умру, вот не умру, да и только, как тут не будь, что тут не делайся“, и не верю почти, что вообще умру, – я сейчас живу, я себя чувствую, – чего же мне думать о смерти».
– Аннушка, возьми письмо, почитай одна. Дальше Миша пишет тебе.
Наталья Гавриловна шептала: «Слава Богу, жив. Слава тебе, Господи». Варя, Даша и Лиза вытирали слезы. Маленькая Фроня притихла. Старший брат Саша смотрел на отца, и я знала, что он переживает из-за того, что по зрению его не взяли в армию. Младший Андрей мечтательно улыбался, он заканчивал артиллерийское училище и с нетерпением ждал, когда его призовут. Александр Васильевич прятал