Живой, но мертвый. Никита Андреевич Нарышков

во дворце борется.

      – С кем?

      – С другими борющимися.

      – А что за дворец?

      – Городничий, они все там сейчас дела важные решают.

      – Где же он?

      – Серафим, Серафим, – крикнул мужик. Прибежал босой мальчик лет девяти, в рваной рубашонке и штанишках, грязный, растрепанный, – проводи господина во дворец.

      – Пойдемте, дяденька, – и четверо мужчин отправились за чертенком.

      Идти было недолго, и вскоре знакомый читателю дворец Гаргантюа предстал перед приезжими. Молодой человек дал мальчику сорок копеек и порасспрашивал о жизни низких слоев.

      – Батюшка, – отвечал мальчик, – мне жизнь в радость, не знаю, как другим, помещица наша – золото, пряник дает, а ежели помогу чем или письмо Любовь Сергеевне отнесу, то и рубь заплатит, – на том мальчика позвал отец, и он скрылся за избами и людьми. Аполлинарий Никитич только улыбнулся, вспомнив свое беззаботное детство.

      – Где некий Максим Анатольевич? – спросил человек в фуражке у слуги, стоящего на крыльце и отдыхающего в периоды между выборами городничего, когда до обедов и балов нет времени, а работа черни пока не нужна, но скоро сильнейший победит, и вновь заработает кухня, и забегают дворовые, как муравьи, и начнутся бессонные ночи.