Ей хотелось видеть только своего жениха и своего брата. На этих двух существах сосредоточивались для неё теперь все привязанности в мире. Вот почему она очень обрадовалась, когда вечером, по окончании её утомительных переговоров с деловыми людьми, Франсуа доложил ей, что госпожа де Вивероль ждет ее в гостиной.
Она была уверена, что и Рауль тоже здесь. Но каково же было её удивление, когда рядом с графиней она увидала своего брата.
Её первой мыслью было, что Жорж не здоров и что поэтому его привезли домой.
И вот, прежде чем поцеловать мальчика и поздороваться с госпожой де Вивероль, Жанна с волнением воскликнула:
– Жорж, ты не болен?
– Нет, милая, – отвечал он.
Он встал и обнял ее крепче обычного.
– Мне страшно, – сказала Жанна, взглянув на госпожу де Вивероль и как бы прося у нее объяснений. – Я не рассчитывала видеть тебя…
Ее поразил серьезный вид мальчика и она увидала, что глаза у него заплаканы.
– Жанна, – сказал он таким серьезным тоном, что она вздрогнула, – отчего ты мне не сказала, что наш папа умер.
– Сударыня! – вскричала Жанна с печалью в голосе. – Зачем вы ему сообщили?
– Это не я, мадмуазель, – с удивлением возразила госпожа де Вивероль, – я не понимаю, как он узнал…
Действительно, никто не говорил Жоржу о постигшем его несчастии, и госпожа де Вивероль изумилась, как он об этом узнал…
Но за последние дни так часто говорилось о господине Ласеда и его дочери, что нечаянно вырвавшееся слово могло объяснить ребенку печальную истину.
Однако у него достало храбрости и гордости затаить свою грусть перед этими людьми, чужими ему, и только ночью он предавался своему горю, рыдал и орошал слезами подушку.
– Да, Жорж, – сказала Жанна, поднимая свои прекрасные глаза, – наш бедный отец покинул нас. Теперь кроме меня у тебя никого нет, кто бы любил тебя и заботился о тебе.
Мальчик, с рыданиями, прижался к сестре.
– Я попрошу вас, мадмуазель, забрать этого ребенка, – прозвучал через несколько минут сухой голос, вернувший их к действительности. – Мне надо серьезно поговорить с вами.
Хотя госпожа де Вивероль никогда не была особенно нежна и дипломатична, но обычно она называла ее «дитя мое, дорогая моя», причем стараясь смягчить свой резкий тон. Жанну удивили её слова, и она подумала, что-то это будет непростой разговор. Однако, чтобы исполнить её желание, она звонком вызвала Клару и попросила ее увести Жоржа.
Оставшись наедине с молодой девушкой, госпожа де Вивероль сказала самым надменным тоном, играя своими белокурыми, локонами:
– Мадмуазель, теперешний разговор наш может быть покажется вам неприятным, но дело идет о будущности моего сына и материнское чувство заставляет меня объясниться