Эйфория обычно спадала быстро, но уже третий час, как Гайтарова нет, а настроение все еще на высоте. Возможно, это головокружение от успеха: Митя спокойно ушел из города, машина на ходу, двигатель работает без перебоев, ментов на хвосте нет, печалиться не о чем. Есть ощущение, что адреналин закончится не скоро.
Это после Валерии он остыл довольно быстро. Может, потому что не хотел ее убивать. Вернее, хотел, но держал себя в руках. Он же человек, а не зверь, поэтому осознавал свою опасность для общества. Охотился, убивал, раскаивался, даже плакал, но все равно не мог остановиться. Хотя и пытался. Не зря же отправился в город, одно время мыл машины, никого не трогал, затем устроился на скотобойню, три года исправно отпахал, ни одного человека не убил. Мог и дальше продолжать в том же духе, чтобы мама гордилась сыном.
Мама давно уже на том свете, но всегда где-то рядом, смотрит на него, ругает, дает советы. Ругает, говорит, что нельзя убивать. И всегда говорила. Всегда заботилась о сыне, всегда говорила, что белое – это белое, а черное – это черное. Жили они бедно, так что мама свой кусок отдавала, собирая сына в школу, чтобы не голодал. Был у них в классе Жора Поджилков, наглый, задиристый, Мите сильно доставалось от него. Как-то Жора порвал ему брюки, мама могла зашить их, подлатать, а она новые купила, на последние деньги. Ссадины лечила, синяки сводила и все просила, чтобы Митя не отвечал ударом на удар. А он ответил. Но уже после школы. И так ответил, что Жора даже вину свою перед ним прочувствовать не успел.
И за маму он тоже спросил. С отца. Который никогда и не жил с ними. Даже знать их не хотел. Этот выродок очень обидел маму, а она просила простить его. И Митя простил. Но после того, как наказал этого чертового кочегара…
Не хотела мама, чтобы Митя убивал. Но так он и не говорил ей ничего, она и не знала. А сейчас знает, потому что уже на небесах. Она умерла, и Митя остановился, перестал убивать. И вдруг Артемыч предложил ему работу. И так вдруг захотелось горяченького. Да и мама почему-то молчала, не останавливала сына…
А убить предстояло женщину. И ее детей. На женщину Митя нездорово возбудился. Как самый настоящий маньяк, которому мало убить. Но ведь он вообще не маньяк, просто зверь, который по своей природе не может убивать. Зверь он, оборотень, но точно не маньяк. Поэтому он сразу сказал себе – никакого насилия. Смерть и только смерть. Даже нож купил с именем жертвы. Чтобы только ножом…
Собака почуяла в нем жестокого зверя, Мите ничего не стоило приручить пса, управился за один день, хотя мог обойтись и без этого. Вегас чуял в нем волка, заметил его и сразу поджал хвост. Митя спокойно прошел в дом, но застал там только женщину. Валерия сладко спала, ни о чем не подозревая. Одеяло откинуто, сорочка короткая, ноги обнажены. Не молодая, но так и Митя не мальчик, тридцать восемь лет не так давно стукнуло.
Мама как будто что-то почувствовала, спустилась с небес,