Душа в порыве одиночества не смела,
Нет больше смысла к цели той бежать,
Которая остаться не посмела
С тем, кто всегда её боготворил…
Отрывок из песни странника
Сердце Арона было охвачено невообразимой печалью, казалось бы, навсегда поселившейся в нём. Более ничего не могло вселить радости в душу маленького мальчика – ни игры с другом, ни уроки, ни даже излюбленные катания с горок, наполненных водными и воздушными потоками. Арона перестало интересовать практически всё.
Арес с Линой покинули замок. И узнал об этом мальчик практически сразу, как открыл глаза, очнувшись от своего дневного сна как будто от толчка. Что-то оборвалось в сердце мальчика. Сначала он не понял, что это. Странное чувство опустошённости охватило его душу. Это длилось какое-то мгновение, в течение которого его всё ещё вдохновлял остаток ощущения абсолютного счастья, которое он прочувствовал прошедшей ночью.
– Лина… – прошептал он, а потом ужас накрыл его с головой, а изо рта вырвался яростный крик: – Лина!!!
Он больше не чувствовал её, не знал, существует ли она на этом свете. Казалось, не только она, но и сама память о ней испарилась, оставив за собой горький привкус утраты. Словно то, как он прошлой ночью держал на руках годовалую девочку, теребившую его пряди, а затем наблюдал её тихое, безмятежное посапывание в кроватке, было только незабываемым сном.
Арон выбежал в коридор, не обращая внимания на протянутые ему Кримом одежды. Он понял всё, стоило только увидеть первую же открытую дверь правого крыла замка, целый год запертого от него. Но сердце его не хотело слушаться разума. Он уже точно знал, что ребёнка здесь нет, но всё же, не замедляя хода, со скоростью молнии нёсся в её покои, не желая признавать действительности и надеясь, что порванная нить, протянувшаяся между ним и годовалой девочкой, – это всего лишь какая-то болезнь его духа, не связанная с её исчезновением.
Когда Арон влетел в дверь, чуть не сдёрнув её с петель, он замер, всё ещё не желая верить своим глазам. Комната была пуста. Даже дубовая кроватка под кружевным балдахином, в которой спала девочка, была уже вынесена куда-то. Руки мальчика вытянулись вдоль его тела. Не осталось ничего, даже гнева. Душа опустела… опустела, казалось, навсегда…
В комнату вслед за воспитанником вошёл брат Феон – Верховный Жрец этого храма – и положил руку на плечо мальчика.
– Где они? – тень надежды коснулась чела Арона.
– Не знаю! – в голосе монаха было столько горечи, что Арон не смог не поверить ему.
Арес унёс девочку тихо, в полутьме рассвета, не сообщив ни одной живой душе, куда направляется вместе с той, что была ему доверена. Бывший безымянный ушёл, оставив горечь в сердце Арона. Ни братья-монахи, ни Верховный Жрец не могли понять, почему он так поступил. И только увидев Арона, горестно воззрившегося на то место, где несколько часов назад стояла детская кроватка с укрытой пеленой сна избранной, брат Феон понял причину тайного бегства Ареса.
Арон замер на месте, не в силах