«Что я успею, тем я и спасусь…»
Что я успею, тем я и спасусь,
или себя, напротив, покараю.
В младенчестве родившийся Иисус
ещё не знал своей дороги к раю.
И даже нестрадающий Адам
отведал суть непознанных понятий
с вкушением запретного плода,
с ниспосланных Божественных проклятий.
Так каждому уже отпущен срок
принятия всех роковых решений,
а также время наших подношений
делами, подводящими итог.
«Ты приходишь за тем, чтобы снова уйти…»
Ты приходишь за тем, чтобы снова уйти,
а когда – это, в общем, не так уж и важно, —
приготовив привычное слово «прости»,
избежав, как всегда, обязательств бумажных.
Ты всё знаешь, о том не сказав никому,
но, чтоб не было поздно (читай: «бесполезно»),
ускоряешь уход… А скажи, почему
ты часть жизни своей раздаёшь безвозмездно?
«Ты так на маму не похожа…»
Арине
Ты так на маму не похожа!
Или она так на тебя?
Пусть ты и мать, но ты моложе,
а, столько лет тебя любя,
за всё в тревоге твоя мама,
да только не переживёт
того, как бьёшься ты упрямо
о бытовой и стылый лёд.
Но, попадая снова в сети,
среди родных, да и подруг,
спасут тебя не те, не эти —
родная мама бросит круг…
Всё так! Ты голос её слушай,
ведь в непредвзятости звонков
он высветит родные души,
разбив безвременье оков
житейских…
«За окошком зима…»
За окошком зима,
на часах – только два сорок восемь.
Чтоб об этом узнать,
мне мобильник подскажет ответ.
Моя кошка сама
молча жмётся в погасшую просинь,
будто просит у сна,
чтобы вновь не забрезжил рассвет.
Ты меня не зовёшь
навестить сумасшедшую юность.
Твой планшет как всегда
засыпает хозяйке вослед.
Штор бессмысленный клёш
прикрывает напрасно безлунность,
лишь ночная звезда
не погасла за тысячи лет.
Мне уснуть бы теперь,
только сколько война будет длиться?
Ужас бойни людской
до утра не заманит в кровать.
Не уменьшить потерь,
не забыть нам родимые лица.
Ночь не даст мне покой,
если где-то должны убивать!..
«Чтоб меня раздеть, меня обули…»
Чтоб меня раздеть, меня обули,
дабы не обжёгся об обман.
Честности серебряные пули
поглотил коричневый туман.
А доверчивости вырыли могилу,
только оказавшейся под стать
тем, кто у гипноза вырвал силу
под кликухой позабытой «тать»[3].
Так они с