Дождь расходился. Ветки деревьев, словно набожные старухи, гнулись к земле.
– Придется подождать, – сказала Вероника, поворачиваясь к дочери.
Олеся провела ладошкой по запотевшему стеклу и тихо, словно для себя, сказала:
– Не надо нам туда ехать.
– Малыш, но нет другого выхода. Я сто раз объясняла.
Олеся резко повернулась к матери. Властный огонёк полыхнул в глазах. Темные волосы упали на лицо, а растопыренными пальцами правой руки она провела по голому колену, на котором, словно от когтей, проступили красные следы. Вероника вздрогнула: ей показалось, что в облике дочери промелькнуло что-то звериное.
– Я всё понимаю, – через минуту голос девочки уже звучал спокойно, черты лица разгладились. – Нам пришлось сдать квартиру в Москве, чтобы рассчитаться с долгами. И тут вовремя подвернулось предложение тетушки пожить в ее квартире, – в темно-карих глазах девочки зажглись и тут же погасли желтые огоньки. – Но нам не стоит туда ехать.
– Но почему? Чем этот город отличается от любого другого? – Вероника с трудом сдерживалась, в данный момент ее больше беспокоили неполадки с машиной, чем капризы дочери. – Ты ведь никогда не была в Ярославле.
– Нехорошее предчувствие. Как в тот раз, помнишь?
Самолёт, на который Вероника опоздала, когда Олеся устроила истерику, столкнулся с другим самолётом. Как она плакала в аэропорту от счастья, что осталась жива. Тогда и дала себе слово, что будет прислушиваться к предсказаниям дочери. И вот опять поступила вопреки её воле.
В тетушкиной квартире Вероника тщетно пыталась расшевелить Олесю, но та, свернувшись клубочком на стареньком диване, включила телевизор и отказалась от ужина.
Женщина встала перед мутноватым зеркалом тетушкиного трюмо. Покрутилась, любуясь стройной фигурой в обтягивающих черных джинсах. Сняла заколку, густые каштановые волосы упали волнами, обрамляя бледное лицо с грустными темными глазами.
«Иногда красота вместо удовлетворения причиняет боль, – подумала Вероника. – Почему рядом со мной нет мужчины, который бы любил бы меня?» Вопрос повиснул в воздухе, кольнув глубоко сидящей в сердце занозой одиночества. Слишком долго бизнес-леди в строгом костюме с холодным взглядом и компьютером вместо мозга упивалась своей ролью. Пусть личная жизнь не задалась, зато карьеру сделала, дочку смогла поднять в одиночку. Даже квартиру в Москве купила. А ведь начинать пришлось с «нуля», да еще с ребенком на руках. Но ничего, справилась, открыла собственный магазин женской одежды. Осуществила свою детскую мечту. Пришлось, конечно, кредит взять, но три года назад это казалось правильным: костюмы ее быстро расходились. А потом кризис грянул: женщины стали реже покупать одежду. Какое-то время она, не привыкшая сдаваться, пробовала выплыть. Ей бы тогда закрыть фирму, а она еще прикупила зимнюю коллекцию – вечерние платья для Нового года. Да только, похоже, этот Новый год, как и предыдущий, все дома встречали. Разукрашенные стразами и перьями наряды пришлось продавать ниже закупочных цен. А чтобы расплатиться с кредитом еще и собственную квартиру сдать.
Вероника забралась на продавленную софу с ногами и уткнулась в пахнущую нафталином подушку, вспоминая прошлое.
Замуж вышла в восемнадцать лет и по любви. Каким счастьем тогда казались их отношения. Подруги завидовали – повезло. А потом как-то быстро, погрязнув в быту и борьбе с нищетой, исчезло их волшебное чувство. А она беременна. Муж чуть ли не силком на аборт тащил, но она уперлась: можешь уходить, я оставлю ребенка. Он не заставил себя долго упрашивать:
– Вот и справляйся сама, если ты такая дура. Мне спиногрыз не нужен.
Она хорошо помнила, как приехала к подруге и рыдала, уткнувшись ей в колени. Алла, как мама в детстве, гладила по волосам:
– Ты правильно поступаешь, Ника. Внутри тебя растет маленькая девочка, и если ты сломаешься, она никогда не увидит весны, не почувствует запаха цветущих яблонь.
– Причем тут яблони, Алка? – подняла мокрое от слез лицо Вероника. – Я не вытяну этого ребенка. Мне надо платить за комнату, учиться, работать. А меня тошнит весь день, и я с трудом заставляю себя подняться с постели. Мы вдвоем с Димой еле-еле концы с концами сводили. У тебя же своя квартира, ты не представляешь, как отдавать больше половины зарплаты за съем жилья. И куда я приведу малышку – никто из них не сомневался, что родится девочка – в комнату в коммуналке? И буду мыть ее в ржавой ванной?
– А ты переезжай ко мне.
– Да что ты такое говоришь?! – помотала головой Вероника. – Я буду тебе мешать. Тебе надо строить свою жизнь, заканчивать институт, выходить замуж.
– Замуж пока никто не берет, а институт вместе закончим. И, вообще, ты мне мешать не будешь. Так что давай съездим за вещами и начнем устраиваться.
– Но я не могу стеснять тебя…
– Можешь. Я уже решила.
Тогда Вероника