Я часто проваливалась в ненастоящий мир, так и сидела в нем, не желая возвращаться в реальность. Реальность была куда печальнее, чем наш укромный мирок с Маршаллом в «Симс». Я едва ли представляла себе, что найду такого же идеального парня в Калуге, какого смогла создать для своей копии в игре. И работа с вертолетом в шоу-бизнесе мне тоже не светила, если только очередная вылазка в город для написания маленькой статейки в местной газете.
– Все сидишь? – папа буквально вырвал меня из виртуального мира своим внезапным появлением в тот самый момент, когда моя героиня целовалась с мужем.
– Папэд? А ты чего не на работе? – большие наушники соскочили с моей головы и шумно грохнулись на стол.
– Сегодня только репетиция вечером, – отмахнулся отец от надобности идти работать с утра. – На улице тепло, хорошо, а ты время теряешь за этой ерундой.
– Кстати, Марика просила взять у тебя интервью о предстоящем концерте.
– На кой черт ей сдался трубач?
– Она сказала, что хочет эксклюзивную статью, которая будет отражать разные мнения участников симфонического оркестра, – объяснила я. – Ну так что? Побеседуем вечером? Прямо в парке?
– Уговорила. А теперь поднимай свою задницу и тащись на улицу, пока маме не позвонил!
Что-то мне подсказывало, что мама, напротив, удержала бы меня дома в такой солнечный и жаркий день. В этом они часто расходились: папа советовал мне свежий воздух, а мама пыталась воспитывать меня в тепличных условиях. Но это нисколько не мешало им быть дружными и классными родителями.
Свое прозвище – Папэд – папа получил, когда меня стали называть Васей, то есть когда я училась в младшей школе. Это считалось моей сладкой местью ему за звучную фамилию Василёк. Василёк – Вася, Папа Эдуард – папа Эд – Папэд. Сначала его такая тенденция раздражала, вроде «все дети как дети – пап папами называют, а моя дочь не хочет», но потом смирился, а на выпускном даже растрогался, когда я при всех назвала его Папэдом. Еще бы! Моя речь была грандиозной и чувственной. Я благодарила жизнь за великолепных учителей, за возможность учиться именно в этой школе и именно в этом одиннадцатом «А» классе, но все же больше отдала эмоций и душевности моим родителям. Мама рыдала как никогда, папа пустил скупую слезу и сразу же вытер ее, растянув губы в слабой улыбке. И в тот день я знала наверняка, что мои домочадцы гордятся мной, но все еще боязно относятся к тому, что их ребенок вырос. Они пока не хотели меня отпускать.
Наша семья казалась замечательным трио. Папа мечтал о квартете, но мама наотрез отказалась от пополнения, поэтому я была единственным ребенком в семье. Им и оставалась до сих пор. В свои восемнадцать я по-прежнему получала мамины тревожные напоминания про «надень шапку», возвращалась домой до десяти вечера под строгим папиным