в песок уходящую жизнь…
Вино дорогое в подвалах,
где плесень и сырость,
цветы в состояньи подземном, прекрасном на вырост –
все выйдет когда-то наружу,
все в дух обратится.
Вселенная запаха! примешь ли тленную душу
цветов и цветов очевидца?
обнимешь ли, гной из себя источая,
всей памятью пьяной небывшего рая?..
Пир
Жирных цветов ярко-красные рты
влагу прозрачную взгляда
жадно пригубили – не отстранить.
Что же ты, зренье, не радо,
что же не счастливо ты
самой возможностью жить?
Я не смотрю, и опущены веки.
Багровые тени мелькают
хищными вспышками тьмы.
Даже и в памяти не отпускают
кровососущие губы! Навеки
жертвы цветов шевелящихся – мы.
Преображение в красноголовых,
в отяжеляющих стебли свои
болью и жизнью чужой –
самая чистая форма любви,
освобожденной от жеста и слова,
тела земного, души неземной.
Нечему слиться и не с чем сливаться!
Есть обращение виденья в свет,
судорога перехода,
оборотней бесконечное братство,
вечное сестринство – Смерть и Свобода –
Пир человекоцветов.
«Когда в руке цветок, то пальцы неуклюжи…»
Когда в руке цветок, то пальцы неуклюжи,
совсем чужие мне, настолько тяжелы,
И хрупкой форме голос мой не нужен,
когда он напряжен или простужен,
когда он пуст, как темные углы.
Когда в руке цветка трепещет тонкий запах,
то кожа лепестков шершава и груба.
О, где же не стеснен, и где не в жестких лапах,
и где свободен дух от пальцев наших слабых –
от своего свободолюбия раба?
«Лепесток на ладони и съежился и почернел…»
Лепесток на ладони и съежился и почернел
как невидимым пламенем тронут…
Он отторжен от розы, несущей живую корону,
он стремится назад к материнскому лону,
но отдельная краткая жизнь – вот природа его и предел.
Как мне страшны цветов иссыхание, корчи и хрип,
пламя судорог и опаданье
лепестков, шевелящихся в желтых морщинах страданья…
Словно черви, летают они над садами!
К чьим губам лепесток, изогнувшись, прилип,
чьей ладони коснулся он, потным дрожа завитком,
лишь тому приоткроется: рядом –
одиночество розы, куста одиночество, сада.
Одиночество города – ужас его и блокада.
Одиночество родины в неком пространстве пустом.
«Здесь ум живой живет, но полудремлет…»
Здесь ум живой живет, но полудремлет.
Здесь ящерица-мысль недвижна средь камней.
Лиловый зной как бы лелеет землю –
но влажной лилии