Но самым сердечным оказался осел, живущий в усадьбе нахлебником. Он был стар и мудр как этот мир, покрыт паршой, измазан грязью и золой, все его били и презирали, посмеивались над ним и гнали отовсюду. Издевались над ним и люди, и животные.
Они были знакомы давно, еще с тех времен, когда осел катал на себе барчука, а Рекс охранял обоих, и втроем они носились по полям втайне от барина.
Ослик приплетался каждый день, стоял у конуры с опущенной мордой и обвисшими ушами и жаловался таким душераздирающим голосом, что Кручек выл от ужаса, а Немой утихомиривал его палкой и прогонял куда подальше. Побитый и униженный, он все равно упорно возвращался, не прекращая своих причитаний.
Пернатые также усердно занялись Рексом: каждый день на всех заборах проходили в его честь горячие диспуты, полные кудахтанья, кулдыканья, писка и гама. И даже одна из наседок, обнадеженная благосклонностью Кручека, поселилась со своими малышами около Рекса, постоянно квохча ему о достоинствах своих детей. Только павлины, как всегда, гордые, презрительно держались на расстоянии, а вороны, согласно врожденному обычаю, наблюдали с крыш за конурой, терпеливо ожидая – на всякий случай.
И все же они так ничего и не дождались, ведь Рекс поправлялся, только с каждым днем становился все более хмурым и замкнутым. Одолевали его какие-то размышления, странные чувства и видения. Стал он смотреть на мир из глубины своего горя и сиротства. Раньше его не заботило, что происходит за пределами усадьбы: он чувствовал себя ее хозяином и почти как человек относился к каждому живому созданию.
Они существовали, чтобы их душить, гнать, забавляться ими. По команде хозяина. Его отделяла от них неизведанная пропасть почти человеческого существования. Теперь его выгнали из усадьбы и бросили на самое дно несчастья. Пес все сильнее чувствовал свою обиду. Это была незаживающая рана, через которую в сердце просачивалась жажда дикой мести человеку. В такие минуты он готов был рвать своими клыками даже их щенков, которых когда-то любил, и с наслаждением лакать их горячую кровь. И в эти долгие болезненные ночи, в эти еще более долгие бессонные дни он размышлял, как бы сделать так, чтобы его месть достигла своей цели.
И пес так забывался в своей ненависти, что