Батюшка болен, но ему уже стало лучше, а то он не мог без помощи двигаться. Что Бог даст завтра? А то мне нет-нет да и напомнятся его слова, что ему жить недолго.
Я припомнил его наставления и то, что он говорил: – Если плохо живешь, то тебя никто и не трогает, а если начинаешь жить хорошо, – сразу скорби, искушения и оскорбления.
Этим он хотел мне сказать, что необходимо переносить смиренно оскорбления, наносимые другими, и вообще скорби. – Монахи, вообще вся наша братия, тоже люди, а раз люди, то есть обязательно свои страсти, пороки: один гордый, другой злой, третий – блудник и так далее. Все эти люди пришли сюда, в больницу, лечиться, кто от чего, и вылечиваются с помощью Божией. Я это говорю потому, что вы будете видеть пороки братии, но надо стараться не осуждать, – это у нас девиз. Все люди немощны, у всех есть страхи, мы же должны прощать.
Мне приходила мысль в голову: а что, если бы Батюшка позвал меня к себе побеседовать, когда он болен?
И действительно, Батюшка меня позвал сегодня к себе на утренний чай в 7, а ушел я от него часов в 10. Причину сего Батюшка сказал мне после беседы: «Я вас для того позвал, что сам как-то приуныл. Хотел позвать о. Кукшу, да он еще, вероятно, спит. Я вас и позвал.» Очевидно, Батюшка ко мне расположен, хотя я этого не стою.
Попробую передать то, что запомнил из беседы. Кажется, Батюшка начал с того, что спросил, как мое послушание, и затем сказал:
– Вероятно, было у вас, или у ваших родных, или даже у предков какое-либо доброе дело по отношению св. Иоанна Крестителя, если он принял вас сюда к себе. Не помните?
Я ответил, что нет.
– А со мною вот что было. В Казани я как-то захотел говеть Великим постом, и весь пост пропустил, осталось только три дня. Ну, хоть три дня, да поговеть. Иду и думаю: где же поговеть? У полкового священника мне не хотелось. Где же? И вот смотрю – монастырь, бедный, грязный (послушники какие-то отчаянные), наполовину развалившийся. «Это какой монастырь?» – «Ивановский, во имя Иоанна Крестителя.» – «Хорошо, можно здесь поисповедоваться?» – «Пожалуйста.» Так я там и говел. А потом стал туда часто к службе ходить. Стою иной раз, а помысл мне и говорит: «Смотри, какая бедная, грязная лампадка. Купи новую, получше». Купил, и как-то приятно стало мне смотреть на нее. Потом киот на большую икону купил. И так я полюбил все в монастыре! Воистину: «Где будет сокровище ваше, тут будет и сердце ваше». А сколько радости испытывал я после исповеди и приобщения св. Христовых Таин! Вот за какие пустяки св. Иоанн Креститель сподобил меня принять в свой скит.
Когда я зашел в Казани в тот монастырь в первый раз, я спросил, между прочим: «Кто здесь настоятель?» – «Игумен Варсонофий.» Только потом я понял, что это значило: в этом бедном грязном монастыре я увидел образ своего душевного внутреннего состояния.
Через много лет, когда я принял управление скитом, меня спросили: «Как вы будете содержать скит?» Я отвечал, что и не думаю об этом и не дерзаю,