О каких ветвях и окнах идёт речь, мы не знали. Надеялись выяснить это в Маджарове и, если повезёт, собственноручно выкопать сундук.
Дочитав «Дьявольскую колонию», Гаммер сказал, что там за всеми событиями стояли рыцари-тамплиеры, хотя поначалу звучали намёки на масонов, но, главное, с наноботами удалось покончить.
– Мир спасён!
– Вот и славно, – кивнула я.
Мы с Гаммером немножко поговорили о золотых ветвях с золотой листвой – они могли указывать на содержимое сундука Смирнова, – затем пилот объявил о посадке, и я уставилась в иллюминатор, стараясь разглядеть Чёрное море или Бургас. В сумерках увидела лишь смутные огни разбросанных по побережью зданий.
Пластмассовые зонды-тампоны нам в нос больше никто не пихал, и, получив багаж, мы довольно быстро добрались до парковки. Пока тётя Вика с Настей искали такси, я скинула в семейный чатик пару фотографий. Мама и папа тут же поздравили меня с прибытием. Чуть позже ответила бабушка Нина – с ошибками и сдвоенными запятыми.
Я бы с радостью взяла маму в Созополь. Она дни напролёт продавала открытки, пекла тортики – совсем замаялась в почтовой станции и, в отличие от папы, Болгарию не видела. Правда, и папа был тут давно, когда ему едва исполнилось пятнадцать. Бабушка Нина ещё жила с первым мужем, моим родным дедушкой, и они втроём прилетели сюда отдохнуть. Папа заболел, и отдых «превратился в сплошной кошмар» с мотанием по местным поликлиникам. Неудивительно, что бабушка Нина не любила вспоминать Болгарию, как не любила вспоминать и первого мужа. Если бы не болгарская открытка с полуразрушенным особняком на фоне лысоватых гор – она висела у нас в торговом зале за кофемашиной, – я бы вообще не узнала о той поездке. Открытку папа купил в Кырджали, а это в двадцати километрах от «белой вершины» из головоломки Смирнова и в полусотне километров от Маджарова! Удивительное совпадение, хотя Болгария не такая уж большая и тут всё относительно близко.
Тётя Вика нашла шестиместный фордик, и мы выехали из аэропорта Бургаса прямиком в Созополь. За окном окончательно стемнело, рассматривать было нечего, и тётя Вика расспрашивала меня о школе. Я отвечала уклончиво. Настя ещё не сказала родителям, что, завалив обществознание, на десятый класс осталась в гумтехе. Мы-то с Глебом поступили в соцгум, хотя Глеб перевёлся к нам лишь в ноябре и не слишком усердствовал в учёбе – частенько уезжал в Петербург, где по-прежнему жила Татьяна Николаевна, его мама. В калининградском доме Глеб томился в одиночестве и за последние полгода даже не успел толком распаковать вещи.
Водитель